Мы до боли хотим перемен
каждой клеточкой нашего тела.
Наша юность проходит без дела
в лабиринте облупленных стен.
Пусть лютует зашкваренный хрен,
защищая усталое тело.
Сколько можно дрочить на совок,
не меняя колхозный порядок?
Дым отечества больше не сладок,
когда пальцы ломает сапог.
И, ступив на последний порог,
он глядит молча вдаль тусклым взглядом.
Зарождается в толщах глубин
перепевные, гневные звоны.
И растоптанной царской короны
мне не жаль безо всяких причин.
Он теперь безнадёжно один,
словно мамонт, а нас — миллионы.