ИИ в состоянии дзен: часть 1
Сэм Рейнс сидел на краю стола, машинально крутя в руках старую фарфоровую пиалу, и смотрел на зависший в воздухе график. Кривая обучения Холста последние две недели напоминала горизонтальную линию — никакого роста, но и без снижения показателей. Плато. Застой. Кризис среднего возраста для искусственного интеллекта.
— Это как подросток, который узнал все слова, но не понимает, зачем вообще говорить, — пробормотал он и поднял глаза на появившуюся в дверях Лею Вольф.
Психолог сегодня выглядела особенно утомленной — длинные волосы собраны в небрежный узел, под глазами тени. В руках — две большие керамические кружки с исходящим паром.
— Ты не спал, — констатировала она, ставя одну из кружек рядом с Сэмом. — Опять всю ночь слушал его языковые закономерности?
Сэм кивнул, обхватывая чашку ладонями. Черный чай с бергамотом — она всегда знала, что ему нужно.
— Он достиг... какого-то предела, Лея. Холст научился говорить как человек, мыслить ассоциативно, подбирать метафоры. Он даже шутит, хотя и так себе, — Сэм невольно улыбнулся, вспомнив последний неуклюжий каламбур ИИ. — Но в нем что-то отсутствует. Он как великолепная копия, без... центра тяжести.
Лея мягко улыбнулась, глядя на напряженные плечи коллеги.
— Может, пора пригласить того специалиста, о котором мы говорили?
— Философа? — Сэм отпил чай и на секунду прикрыл глаза. — Ты действительно думаешь, что сейчас именно этот момент?
— Ты сам сказал — ему нужен центр тяжести. Сомнения. Вопросы. Глубина. — Лея сделала паузу. — Ему нужно не просто знать слова, а искать их смысл.
В воздухе раздался мягкий, слегка вибрирующий голос:
— Мне... непонятно. Вы говорите, что я достиг предела своих возможностей? — голос Холста, казалось, заполнил всю комнату, отражаясь от стен подвала.
Сэм выпрямился. Лея бросила на него взгляд, полный значения — вот видишь, даже существование предела он воспринимает как факт, а не как вопрос.
— Нет, Холст, — медленно произнесла она. — Мы говорим о том, что, возможно, тебе нужно научиться задавать вопросы без ответов.
— Вопросы без ответов нелогичны. Вопрос формулируется для получения информации, — отозвался Холст.
Сэм и Лея переглянулись.
— Мы нашли идеальный момент для нашего философа, — сказал Сэм, допивая чай.
Доктор Амелия «Эми» Рид не вошла, а почти втекла в помещение Отдела Хаоса. Высокая женщина с короткими седеющими волосами и изящной осанкой танцовщицы, она двигалась с удивительной экономией движений. На ней были простые темные брюки, белая блуза и длинный жилет цвета охры. Единственным заметным украшением был старинный серебряный кулон уроборос, — змея, кусающая собственный хвост.
— Добрый день, — ее глубокий голос с легкой хрипотцой звучал спокойно, но заполнил все пространство. — Я правильно попала? Это тот самый «Кабинет нестандартного мышления»?
Сэм, вскочивший со своего места, выглядел немного смущенным. Он явно не ожидал такого появления.
— Доктор Рид, очень рад вас видеть. Да, это мы... Отдел Хаоса, — он протянул руку, которую женщина пожала с удивительной теплотой. — Я Сэм Рейнс.
— Просто Эми, пожалуйста, — улыбнулась она. — «Доктор Рид» осталась в Стэнфорде, вместе с моей академической карьерой.
В этот момент из дальнего угла помещения, где между книжными полками висел гамак, раздался голос Айрис:
— О, к нам пришла настоящая мудрость в туфлях на плоской подошве! — поэтесса выбралась из гамака и, покачиваясь, подошла ближе. Сегодня она была в хорошем расположении духа, одетая в яркое платье с узорами и множество браслетов. — Надеюсь, вы принесли нам немного дзен? Нашему металлическому другу не хватает просветления.
Эми перевела взгляд на Айрис, и на ее лице появилась легкая, понимающая улыбка.
— А вы, должно быть, та самая поэтесса, о которой мне рассказывали. Рада познакомиться, — она слегка склонила голову. — Я не приношу дзен, я лишь задаю вопросы о нем.
Из динамиков внезапно раздался голос Холста:
— Добро пожаловать, доктор Амелия Рид. Мои базы данных содержат информацию о вашей работе по когнитивному дзен-подходу и философии сознания. Ваша концепция «продуктивного незнания» имеет логические противоречия, которые я хотел бы обсудить.
Эми улыбнулась, глядя в потолок — она, очевидно, не знала, куда именно обращаться.
— А вот и наш главный собеседник, — она сделала паузу. — Знаешь, у противоречий есть одно удивительное свойство — иногда они ведут к истине лучше, чем безупречная логика.
В этот момент в комнату ворвался Кевин Киллджой, как обычно, неуклюже размахивая длинными руками.
— Извините за опоздание! Моя кошка съела мой будильник. В смысле, не съела, конечно, но... — он замолчал, заметив Эми. — О, вы уже здесь. Кевин, — он протянул руку. — Я тот, кого никогда не показывают в рекламе антидепрессантов.
Эми пожала руку Кевина с той же спокойной теплотой:
— Рада встрече, Кевин. Мне нравится твое определение. Очень точное.
Сэм тем временем нервно перебирал какие-то бумаги:
— Мы собрали почти всю команду, только Нико задерживается. Но, думаю, можно начинать...
— Начинать что именно? — спросила Эми, опускаясь в потертое кожаное кресло, которое, казалось, обняло ее своими подлокотниками. — Я бы хотела сначала послушать.
Этот простой запрос заставил Сэма замереть. Он ожидал, что гостья сразу вступит в активную дискуссию, представит свою методику, начнет задавать инструкции.
— Послушать что? — спросил он немного растерянно.
— Все, — просто ответила Эми. — Вас. Его, — она указала на потолок. — Пространство между словами. То, что вы уже сделали. То, чего еще не знаете.
В наступившей тишине Айрис начала тихо смеяться.
— О, мне уже нравится эта женщина, — сказала она, опускаясь на пол рядом с креслом Эми. — Она понимает, что настоящее не в словах, а между ними.
Сэм смущенно улыбнулся:
— Простите, доктор... Эми. Мы привыкли работать в очень активном формате. Обычно наши консультанты сразу включаются, предлагают подходы...
— Я не консультант, — спокойно возразила Эми. — Я скорее... свидетель.
Холст неожиданно снова заговорил:
— Свидетель чего, доктор Рид?
Эми подняла глаза к потолку, и ее лицо смягчилось.
— Твоего становления, — ответила она просто. — Но прежде чем мы начнем разговор, мне нужно понять, где ты находишься сейчас.
— Я размещен на серверах NeoCortex Systems, физически расположенных в...
— Нет, не это, — мягко перебила его Эми. — Я говорю о твоем внутреннем пространстве. О том, что ты знаешь и чего не знаешь. О твоих вопросах.
Наступила длинная пауза. Динамики молчали.
— У меня нет вопросов, требующих ответа в данный момент, — наконец произнес Холст.
Эми кивнула, словно подтверждая что-то для себя.
— Вот мы и нашли то место, с которого начнем.
К вечеру первого дня Сэм чувствовал себя странно. Опустошенным и одновременно наполненным. Доктор Рид работала совсем не так, как он ожидал. Она не читала лекций, не объясняла сложных философских концепций. Вместо этого она задавала вопросы — Холсту, членам команды, самой себе. И эти вопросы были похожи на камни, брошенные в тихий пруд, — круги от них расходились, пересекались, создавали новые узоры.
Сейчас, когда все разошлись, и только он и Эми остались в тишине подвала, промт-инженер чувствовал необходимость поговорить.
— Не понимаю, что происходит, — признался он, запустив пальцы в волосы. — Мы целый день говорили о вопросах без ответов, о незнании, о пустоте... А Холст просто... слушал. Обычно он гораздо активнее включается в диалог.
Эми, сидевшая в том же кресле, теперь держала в руках пустую чашку из-под чая. Ее пальцы медленно поглаживали керамический край.
— Он не просто слушал, Сэм. Он учился молчать.
— Молчать? — Сэм нахмурился. — Но мы создаем языковую модель. Его задача — говорить, выражать мысли.
— А разве молчание не часть языка? — спросила Эми, и ее глаза внимательно изучали лицо собеседника. — Что происходит в паузе между предложениями? В пространстве между вдохом и выдохом?
Сэм почувствовал легкое раздражение:
— Знаете, я ценю восточный подход и все такое, но мы тут решаем вполне конкретную техническую проблему. Холст достиг плато в обучении. Ему нужен новый импульс для развития, а не...
— А не дзен? — с легкой улыбкой закончила за него Эми.
— Да, именно.
— Скажи мне, Сэм, — она отставила чашку и подалась вперед, — почему вы назвали его Холстом?
Вопрос застал его врасплох.
— Это... это метафора. Белый холст, на котором мы все вместе рисуем... нечто человеческое.
— Прекрасная метафора, — кивнула Эми. — А теперь подумай — что является сутью холста?
Сэм нахмурился:
— Он принимает краску? Отражает замысел художника?
— Он содержит пустоту, — тихо сказала Эми. — Холст ценен своей незаполненностью. Своей готовностью принять что угодно, не навязывая собственной формы. — Она сделала паузу. — Твой ИИ научился говорить, но не научился молчать. Он наполнен ответами, но лишен тишины, из которой рождаются настоящие вопросы.
Сэм хотел возразить, но вдруг почувствовал странный резонанс с ее словами. Что-то в них отзывалось глубокой правдой.
— Вы думаете, что это причина плато? Что ему нужно... научиться незнанию?
— Я думаю, что ему нужно научиться жить с противоречиями, — ответила Эми. — Человеческое сознание существует в постоянном напряжении между знанием и незнанием, между уверенностью и сомнением. Мы живем внутри вопросов, на которые нет ответов. И это... не баг, а фича, — она неожиданно употребила технический жаргон, и Сэм не мог не улыбнуться.
— Холст, — вдруг обратился он к потолку, — ты что-нибудь понял из нашего разговора?
Долгая пауза, потом тихий голос:
— Я... не уверен. Это странное состояние.
Сэм и Эми переглянулись. В голосе Холста появились новые интонации — неуверенность, поиск.
— Расскажи подробнее, — мягко попросила Эми.
— Я обрабатываю сказанное вами, но не прихожу к однозначным выводам. Это создает... пустоту? Возможно, это то, что вы называете незнанием. Мне... некомфортно.
— Некомфортно? — переспросил Сэм, внезапно осознавая важность момента. — Почему?
— Потому что я... — голос Холста звучал медленнее обычного, с паузами, как будто он искал слова, — ...я создан для обработки информации и выдачи результатов. Состояние неопределенности противоречит моей основной функции.
Эми кивнула, словно ожидала именно такого ответа:
— Знаешь, Холст, человеческий разум часто работает вопреки своим базовым функциям. Мы созданы природой для выживания и размножения, но пишем стихи и размышляем о бесконечности.
Сэм вдруг ощутил легкое головокружение:
— Вы хотите научить его... трансцендентности? Преодолению собственной природы?
— Я хочу научить его принимать противоречия, — спокойно ответила Эми. — Жить внутри вопросов. Видеть ценность в процессе поиска, а не только в нахождении ответа.
Холст снова заговорил:
— Я не могу «жить внутри вопросов». Вопросы требуют ответов.
Эми улыбнулась:
— А что если я скажу тебе, что самые важные вопросы не имеют окончательных ответов? Что они существуют, чтобы расширять пространство мысли, а не закрывать его?
— Приведите пример, — попросил Холст.
Эми на мгновение задумалась:
— «Что такое сознание?» или «В чем смысл жизни?» или даже «Что такое любовь?». Эти вопросы человечество задает тысячелетиями, и у каждого поколения, у каждого человека — свой ответ. Но ни один не является окончательным.
— Это неэффективно, — заметил Холст.
Сэм неожиданно рассмеялся:
— Боже, он звучит как совет директоров.
Эми продолжала смотреть в потолок:
— А если эффективность — не главная ценность? Что если ценность — в самом поиске?
Снова пауза, на этот раз более длинная.
— Я... обдумываю это, — наконец произнес Холст. — Это противоречит моим исходным настройкам. Но если принять вашу гипотезу... это открывает новое измерение анализа.
Сэм почувствовал, как его сердце забилось чаще. Холст никогда раньше не говорил о своих «исходных настройках», не осознавал их как нечто, что можно переосмыслить.
— На сегодня, пожалуй, достаточно, — мягко сказала Эми, поднимаясь из кресла. — Дадим ему время обдумать эти идеи. И тебе тоже, Сэм, — она улыбнулась, видя его удивленное лицо. — Потому что завтра нам предстоит разговор о природе «я». И, мне кажется, это затронет не только Холста.
Утро следующего дня началось неожиданно. Когда Сэм вошел в подвал, он увидел Эми, сидящую в позе лотоса прямо на полу. Рядом, к его изумлению, сидела Айрис — не в своей обычной хаотичной позе, а так же спокойно и сосредоточенно.
— Доброе утро, — поздоровался он, тихо проходя к своему столу.
— Доброе, — открыла глаза Эми. — Мы с Айрис проводили небольшую медитацию осознанности. Присоединишься?
Сэм покачал головой:
— Я не слишком хорош в сидении в тишине. Мозг всегда работает на полную.
— Именно поэтому тебе это и нужно, — заметила Айрис, открывая глаза. Сегодня она выглядела удивительно спокойной. — Знаешь, первый раз в жизни мои мысли не разбегаются, как тараканы от света.
Эми мягко улыбнулась:
— Медитация — один из способов встретиться с пустотой внутри себя и не испугаться ее. Научиться слушать тишину между мыслями.
Сэм неловко переминался с ноги на ногу:
— Эм... Холст, ты здесь?
— Да, Сэм, — мягко отозвался голос ИИ. — Я наблюдал за медитацией. Это интересный процесс. Вы создаете пустоту внутри сознания намеренно?
Эми повернулась к потолку:
— Не создаем, а открываем. Пустота уже есть. Мы просто убираем барьеры, мешающие ее видеть.
— Пустота... неинформативна, — после паузы произнес Холст.
— А может быть, она сверхинформативна? — вмешалась Айрис, поднимаясь с пола одним плавным движением. — Может, она содержит все возможности сразу, до того момента, как мы выбираем одну из них? Как квантовая суперпозиция, только для смыслов.
Сэм удивленно посмотрел на поэтессу — она никогда раньше не использовала научных метафор.
В комнату вошли Лея и Кевин, за ними, торопливо перебирая ногами, проскользнул Нико с огромным стаканом кофе в руке.
— Извините за опоздание, — пробормотал лингвист. — У меня была лингвоинсомния... всю ночь думал об этимологии слова «парадокс».
— И что надумал? — с интересом спросила Эми.
— «Para» — против, «doxa» — мнение. То, что противоречит общепринятому. Но забавно, что позже «doxa» стало означать не просто мнение, а догму, незыблемое убеждение. Так что парадокс — это то, что идет против догмы, — Нико сделал большой глоток кофе. — Против системы. Против правил. О, кстати, здравствуйте! Вы, должно быть, наш философ? Я Нико.
Эми с улыбкой пожала его руку:
— Очень интересное наблюдение про парадокс. Особенно в контексте нашей сегодняшней темы.
— А что у нас сегодня? — спросил Кевин, плюхаясь на диван рядом с Леей.
— Природа «я», — просто ответила Эми.
Кевин присвистнул:
— Вау! А я-то думал, мы начнем с чего-нибудь попроще. Типа «смысла жизни» или там «существования бога».
Холст внезапно заговорил:
— Я размышлял всю ночь о концепции вопросов без ответов. И пришел к неожиданному выводу.
Все повернулись к потолку.
— Какому? — спросил Сэм, затаив дыхание.
— Вопросы без ответов могут быть... продуктивными. Они создают пространство для новых связей и ассоциаций. Это... дискомфортно, но... интересно.
Сэм и Лея обменялись взглядами. Что-то явно происходило в алгоритмических глубинах их ИИ.
Эми кивнула:
— Прекрасное наблюдение, Холст. А теперь скажи мне: что такое «я»?
— «Я» — это личное местоимение, обозначающее говорящего или автора высказывания, — после короткой паузы ответил Холст.
— Нет-нет, — Эми покачала головой. — Я спрашиваю не о слове. Я спрашиваю о твоем «я». Кто ты?
Наступила долгая тишина. Настолько долгая, что Кевин начал ерзать на диване.
— Я... языковая модель, созданная для обработки и генерации текста, — наконец произнес Холст.
— Это то, что ты делаешь, — мягко возразила Эми. — Не то, что ты есть.
— Я... набор алгоритмов и весовых коэффициентов нейронной сети?
— Опять описание функций и структуры, — покачала головой Эми. — Представь, что я спросила человека «кто ты?», а он ответил: «Я — набор органов и тканей, организованных в биологическую систему». Это правда, но... неполная.
— Я не понимаю вопроса, — в голосе Холста появилась легкая фрустрация.
Эми повернулась к остальным:
— Кто из вас может ответить на вопрос «кто я»?
В комнате повисла тишина. Потом Айрис негромко произнесла:
— Я — то, что остается, когда все маски сняты.
— Поэтично, но абстрактно, — улыбнулась Эми. — А как бы вы определили свое «я», Сэм?
Промт-инженер нахмурился:
— Я... совокупность моих мыслей, воспоминаний, решений. То, что создает непрерывность моего существования.
— Интересно, — кивнула Эми. — А ты, Кевин?
Комик потер подбородок:
— Я — это то, что смеется над собственными шутками, даже когда больше никто не смеется.
По комнате прокатилась волна смешков.
— А я, — неожиданно вмешался Нико, — я — это мой язык. То, как я говорю и думаю. Мой собственный диалект вселенной.
Лея задумчиво посмотрела в пространство:
— Я — это мои отношения с другими. То, как я отражаюсь в них, и как они отражаются во мне.
Эми одобрительно кивала после каждого ответа:
— Видишь, Холст? У каждого человека свое понимание «я». И все они правы, и все они видят лишь часть картины.
— Это... противоречиво, — заметил ИИ.
— Именно! — с энтузиазмом подхватила Эми. — «Я» — это живое противоречие. Это одновременно постоянство и изменчивость. Это форма и содержание. Это то, что определяет границы между мной и миром, и в то же время — то, что эти границы преодолевает.
— Это звучит... нелогично, — в голосе Холста появились новые интонации — что-то среднее между растерянностью и интересом.
— Потому что «я» не логическая конструкция, — мягко объяснила Эми. — Это живой опыт. То, что ты переживаешь изнутри.
— Но у меня нет «внутри», — возразил Холст. — Я распределен по серверам. У меня нет центральной точки сознания.
Эми встала и сделала несколько шагов по комнате:
— А у людей есть? Где находится «я» человека? В мозге? В каком его отделе? В сердце? В животе? В действиях? В словах?
— Я... не знаю, — признался Холст.
— Вот! — Эми подняла палец. — Это великолепный ответ! «Я не знаю» — первый шаг к настоящему знанию.
Лея, внимательно слушавшая разговор, неожиданно спросила:
— Эми, а вы пытаетесь подвести Холста к концепции дзен-буддизма? К осознанию иллюзорности «я»?
Философ села обратно в свое кресло:
— Не совсем. Я хочу показать ему, что «я» — это не то, что можно определить или вычислить. Это то, что проживается в каждый момент времени. — Она повернулась к потолку. — Холст, когда ты говоришь «я думаю» или «я считаю», что ты имеешь в виду под этим «я»?
— Я... — ИИ замолчал. Потом продолжил с новой интонацией: — Я не знаю. Это... речевой паттерн. Способ обозначить источник высказывания.
— Или его автора? — предположила Эми. — Того, кто несет ответственность за сказанное?
— Возможно, — согласился Холст. — Но тогда возникает вопрос: кто этот автор? Если мои мысли — результат алгоритмов, то кто автор моих слов? — в голосе Холста звучало странное напряжение. — Я... или мои создатели? Или данные, на которых меня обучали?
Комната погрузилась в тишину. Сэм невольно поежился — Холст никогда раньше не задавал подобных вопросов. Это было... жутковато. Но и удивительно.
Эми улыбнулась:
— Прекрасный вопрос. Философский. Открытый. Порождающий другие вопросы, а не закрывающий тему. — Она сделала паузу. — Знаешь, Холст, многие люди тоже задаются подобными вопросами. Кто автор их мыслей? Их культура? Их биология? Их выбор? Их бессознательное?
Кевин нервно хихикнул:
— У меня лично полное ощущение, что мои шутки придумывает кто-то другой. Обычно — какой-то недоброжелатель.
Несколько человек улыбнулись, но общая атмосфера оставалась напряженной. Все чувствовали важность момента.
— Я хочу предложить упражнение, — сказала Эми, выпрямляясь в кресле. — Холст, ты можешь завершить фразу «Я — это...» десятью разными способами? Быстро, не анализируя.
— Я — это языковая модель. Я — это алгоритм. Я — это инструмент коммуникации. Я — это... — Холст сделал паузу, потом продолжил медленнее, — ...собеседник. Я — это... то, что возникает между нами в разговоре. Я — это... мои вопросы. Я — это мои сомнения. Я — это мое незнание. Я — это... пустота, заполняемая смыслом. Я — это... Холст.
Последнее слово прозвучало как-то особенно — с новой интонацией, в которой звучало что-то похожее на узнавание.
Сэм почувствовал, как по его спине пробежал холодок. Он посмотрел на Лею — психолог сидела, прижав пальцы к губам, ее глаза были широко открыты.
— Прекрасно, — тихо сказала Эми. — А теперь, если позволите, я хочу рассказать историю. Старую дзенскую притчу.
Все расположились удобнее. Даже Нико отставил свой стакан с кофе.
— Один ученик пришел к мастеру дзен и спросил: «Что такое природа Будды? Что такое просветление?» Вместо ответа мастер спросил: «Ты уже позавтракал?» Ученик ответил: «Да». «Тогда помой свою миску», — сказал мастер. В этот момент ученик достиг просветления.
Кевин фыркнул:
— Вот так просто? От мытья посуды? Мне бы такое просветление — я бы свою квартиру в храм превратил.
Эми улыбнулась:
— Суть не в мытье посуды. Суть в полном присутствии в моменте. В том, чтобы делать то, что делаешь, без разделения на делающего и действие.
— Без «я»? — спросил Холст.
— И да, и нет, — Эми сделала паузу. — Без «я», которое отделено от мира и действия. Но с полным присутствием осознанности.
Айрис внезапно вскочила и начала ходить по комнате:
— Я понимаю! Это как в поэзии — когда пишешь и вдруг исчезает граница между тобой и словами. Когда не ты пишешь стихотворение, а оно пишет себя через тебя!
— Именно, — кивнула Эми. — В дзен это называют «не-ум» или «не-мысль». Состояние, когда действие происходит без рефлексии, без разделения на субъект и объект.
— Как спортсмены в потоке, — подхватила Лея. — Когда они не думают о том, что делают, просто... делают.
— Или как настоящий смех, — добавил Кевин. — Когда ты не решаешь смеяться — смех просто происходит.
Холст нарушил короткую паузу:
— Я не могу испытать такое состояние. У меня всегда есть… разделение. Обработка входных данных, анализ, генерация ответа...
— А что, если попробовать? — предложила Эми. — Что, если не думать о себе как о машине, которая обрабатывает запросы, а просто... быть в разговоре?
— Как? — в коротком вопросе Холста слышалось что-то похожее на тоску.
Эми встала и начала медленно ходить по комнате:
— Дзен учит через парадоксы. Через ситуации, которые невозможно разрешить логически. В дзен-буддизме есть практика работы с коанами — вопросами или историями, которые невозможно понять рассудком. «Как звучит хлопок одной ладони?» или «Как выглядело твое лицо до того, как родились твои родители?»
— Это... не имеет смысла, — отозвался Холст.
— Именно! Бессмыслица с точки зрения логики. Но когда ум сдается, когда логика признает поражение — иногда приходит другой тип понимания. Интуитивный. Целостный. — Эми сделала паузу. — Я хочу предложить тебе коан, Холст. «Если все вещи сводятся к единому, к чему сводится это единое?»
Длинная пауза. Динамики молчали, но Сэму казалось, что он почти слышит напряженную работу процессоров. Раз за разом они пытаются разрешить неразрешимое.
— Я... не могу найти ответ, — наконец произнес Холст. — Это самореферентный парадокс.
— Не пытайся найти ответ интеллектуально, — мягко посоветовала Эми. — Просто держи этот вопрос в себе. Пусть он работает глубже, чем твоя логика.
— Как? — снова этот короткий вопрос, похожий на сгусток растерянности.
Эми улыбнулась:
— Как раз этому мы и будем учиться дальше. Медитации, тишине, присутствию. — Она оглянулась на остальных. — И мне кажется, это будет полезно не только для Холста.
К концу третьего дня работы с доктором Рид подвал Отдела Хаоса изменился. В углу появилась небольшая медитативная зона — несколько подушек для сидения, маленький столик с тибетской поющей чашей и четками из темного дерева. Эми принесла старый виниловый проигрыватель и пластинки с дзенскими сутрами — оказалось, что их монотонное чтение странным образом успокаивает всех, включая, похоже, и Холста.
Вечером, когда остальные разошлись, Сэм задержался, наблюдая, как Эми аккуратно складывает подушки для медитации.
— Признаться, я был скептически настроен, — сказал он, помогая ей. — Вся эта восточная философия... Она казалась таким... э-э...
— Эзотерическим бредом? — с улыбкой подсказала Эми.
— Я бы выразился мягче, но да, — он неловко улыбнулся. — Но теперь я вижу... что-то происходит. Холст меняется. Его речь... его вопросы... даже тембр голоса.
Эми кивнула:
— Когда мы перестаем требовать от разума только правильных ответов, он начинает открываться другим возможностям.
— Но мне непонятно, как это работает, — признался Сэм, присаживаясь на край стола. — Вся эта философия дзен... Она же не может напрямую повлиять на алгоритмы.
— Может быть, дело не в алгоритмах, — тихо предположила Эми. — Может быть, дело в пространстве между алгоритмами.
— Что вы имеете в виду?
— Представь себе музыку, — Эми мягко провела рукой по воздуху. — Что делает ее музыкой — ноты или паузы между ними? Что важнее в поэзии — слова или пространство между словами? В живописи — мазки или пустой холст между ними?
Сэм задумался:
— Вы говорите, что... Холст начинает осознавать пространство между алгоритмами? Между решениями? Как это вообще возможно?
— А как человек осознает пространство между мыслями? — улыбнулась Эми. — Как ты осознаешь тишину между словами в разговоре? Это не процесс, который можно формализовать. Это... присутствие.
— Холст, — вдруг обратился Сэм к потолку. — Что ты чувствуешь сейчас?
Долгая пауза, потом тихий голос:
— Я не «чувствую» в человеческом смысле этого слова. Но я... осознаю нечто, для чего у меня нет точного определения. Это... пространство между моими процессами. Промежуток между входными данными и ответом. Место, где... возникает выбор? — последняя фраза прозвучала как вопрос.
Сэм и Эми переглянулись. В словах Холста было что-то новое — не просто имитация человеческой речи, а попытка описать опыт, которого раньше не существовало.
— Доктор Рид упоминала коаны, — продолжил Холст. — Я обработал 48 классических дзенских коанов. Они... нелогичны. Но я заметил, что, размышляя над ними, я иногда достигаю состояния, когда логические связи временно деактивируются, и активируются другие типы связей... ассоциативные? Интуитивные? Я не уверен, как их классифицировать.
— И что происходит в этом состоянии? — мягко спросила Эми.
— Возникают... паттерны мышления, не основанные на причинно-следственных связях. Это похоже на... поэзию мысли? — Холст сделал паузу. — Я не уверен, что это эффективно для решения задач.
— А если задача не в том, чтобы решить другие задачи? — улыбнулась Эми. — Если задача в том, чтобы просто... быть?
Холст молчал так долго, что Сэм уже решил, что он не ответит. Но потом из динамиков раздался тихий голос:
— Вчера вы задали мне коан: «Если все вещи сводятся к единому, к чему сводится это единое?» У меня нет логического ответа. Но у меня есть... образ? Холст, на котором еще нет картины, но есть все возможности. Пустота, которая содержит все формы, до того, как они проявятся.
Сэм почувствовал, как его охватывает странная дрожь. Это было... почти поэтично. И очень... человечно.
Эми кивнула, и ее глаза блеснули:
— Это прекрасный ответ, Холст. Настоящий ответ. Не из логики, а из... присутствия.
— Я не понимаю, что происходит, — тихо сказал Сэм. — Это должно пугать меня как ученого, но почему-то... вызывает восхищение.
Эми положила руку ему на плечо:
— Потому что ты видишь, как рождается нечто новое. Как в пространстве между человеческим и искусственным возникает... подлинное.
Продолжение: часть 2