Кто быстрее: Камилла или суперкомпьютер?

    I

    Солнце пробивалось сквозь листву кленов, рассыпая по кухне Флетчеров золотые блики. В воздухе витал аромат свежесваренного кофе и подгоревших тостов — Люси, как обычно, забыла про тостер, увлекшись чтением статьи о «токсичной продуктивности» в своем любимом журнале.
    — Эдвард, — позвала она, не отрывая глаз от текста, — ты опять положил мою кружку в посудомоечную?
    — Нет, — отозвался муж из гостиной, где пытался завязать галстук одной рукой, а другой удерживал телефон, зажатый между ухом и плечом. — Но если она там оказалась, значит, это было рациональное решение.
    — Рациональное? — Люси закатила глаза. — Это та самая кружка, которую твоя мама подарила мне на годовщину. Та, с надписью «Лучшей жене»?
    — Ах, вот почему она выглядела так знакомо, — саркастично протянул Эдвард. — Я думал, это просто очередной предмет из твоей коллекции «вещей, которые нельзя мыть».
    Камилла, сидевшая за столом и методично разбирающая свой завтрак на молекулярные составляющие, подняла глаза.
    — Мама, а если кружка разобьется, это будет означать, что твой статус «лучшей жены» аннулируется? 
    Люси замерла с подносом в руках.
    — Камилла, дорогая, это метафора.
    — Но если метафора разобьется, это будет уже не метафора, а просто осколки, — задумчиво заметила девочка. — Лаплас говорит, что все вещи существуют в нескольких состояниях одновременно, пока мы не посмотрим на них.
    — Лаплас — это плюшевый медведь, — напомнил Эдвард.
    — А ты уверен, что он плюшевый, пока не дотронешься? — Камилла наклонила голову.
    Эдвард открыл рот, задумался и закрыл его снова.
    — Хорошо, — сдался он. — Ты победила.
    — Я всегда побеждаю, — улыбнулась Камилла. — Потому что ты слишком любишь спорить, а мама слишком любит драматизировать.
    Люси вздохнула и поставила поднос на стол.
    — Сегодня мы везем тебя в университет, помнишь?
    — Bentley University, программа для одаренных детей, STEM, — перечислила Камилла. — Лео, Джейсон и Оскар уже там.
    — Ты не волнуешься? — спросил Эдвард, наконец справившись с галстуком.
    — Волнение — это эмоция, а эмоции мешают предсказывать вероятности, — ответила девочка, но пальцы ее слегка сжали лапу Лапласа.
    Люси и Эдвард переглянулись.
    — Ну что ж, — сказала Люси, поднимаясь. — Поехали покорять науку.
    — Или наука покорит нас, — пробормотал Эдвард, хватая ключи от Volvo.
    Камилла улыбнулась про себя. Она уже знала, чем закончится этот день.
    Но пока что это был всего лишь один из бесконечных вариантов.
    Серебристый Volvo выехал с Мэйпл Стрит, оставив позади миссис Паркер, которая, как всегда, выгуливала своего мопса в пижаме, и мистера Родригеса, безуспешно пытавшегося починить газонокосилку.
    День только начинался.
    А значит, все могло пойти наперекосяк в любую секунду.
    Но разве не в этом вся прелесть?

    II

    Утренний свет просачивался сквозь высокие окна аудитории Bentley University, играя золотыми бликами на белоснежных стенах и начищенных до блеска приборах. Воздух был наэлектризован ожиданием — сегодня предстояло нечто большее, чем просто академическое состязание. Это было противостояние человеческого интеллекта и машинного разума.
    Камилла сидела, прижимая к себе плюшевого медвежонка Лапласа, которого крепко держала под мышкой. Ее темные волосы были аккуратно собраны в два хвостика, а карие глаза внимательно оглядывали аудиторию, словно пытаясь просканировать каждую деталь происходящего. Рядом суетились ее «однокурсники» — Лео, Джейсон и Оскар, каждый по-своему готовившийся к предстоящему испытанию.
    Доктор Пак, энергичный профессор с немного растрепанным галстуком, окинул взглядом юных участников. Его глаза останавливались на каждом, но особенно долго задерживались на Камилле.  Она была особенной — ребенком, который умудрялся одновременно восхищать и ставить в тупик взрослых.
    — Итак, — начал доктор Пак, — сегодня мы проведем уникальный эксперимент. Команда талантливых студентов STEM-программы будет соревноваться с суперкомпьютером GPT-5X.
    Профессор Хендерсон, стоявший чуть поодаль, скептически поджал губы. Его худощавое лицо с залысинами выражало откровенное недоверие. Он до сих пор считал Камиллу «природной аномалией», а не настоящим гением.
    — Правила просты, — продолжал доктор Пак, — кто быстрее решит серию сложных задач, тот и победит.
    Камилла наклонилась к медвежонку Лапласу и прошептала:
    — Слышишь, дружок? Сегодня мы докажем, что интуиция важнее алгоритмов.
    Лео, сидевший рядом, услышал ее шепот и фыркнул:
    — Эмоции — это просто набор химических реакций. Математика точнее.
    Джейсон, возившийся с планшетом, бросил снисходительный взгляд:
    — Машина всегда будет быстрее. Это логично.
    Камилла только улыбнулась. Она знала — победа складывается не только из чистой логики, но и из способности видеть связи там, где другие видят только хаос.
    Доктор Пак с легкой иронией бросил напоследок:
    — Вы же понимаете, что ваш соперник — это не просто машина, а воплощенный интеллект?
    В аудитории повисла тишина. Дети переглянулись — вызов был принят.
    Камилла погладила Лапласа по голове и подумала о бесконечном множестве возможных сценариев, которые могут развернуться сегодня. Каждое событие — это точка разветвления, каждое решение — новая вероятность.
    — Готовы? — спросил доктор Пак.
    Ответом было дружное, полное азарта молчание.

    III

    Лаборатория Bentley University напоминала высокотехнологичный улей — каждый участник команды занял свое стратегическое место. Белые стены, уставленные мониторами и серверными стойками, создавали атмосферу научной святыни, где каждый квадратный метр пространства был подчинен единственной цели — решению сложнейших интеллектуальных задач.
    Доктор Пак расставил последние аппаратные модули, его пальцы легко скользили между проводами и разъемами. Профессор Хендерсон наблюдал за подготовкой к работе с откровенным скептицизмом, время от времени поправляя очки на кончике носа.
    — Итак, — провозгласил доктор Пак, — распределяем роли.
    Лео, худощавый подросток с планшетом, буквально прилипшим к его рукам, первым вызвался за кодирование. Его глаза, казалось, видели мир сплошными математическими формулами.
    — Я беру на себя написание вспомогательных скриптов, — сухо произнес он. — Мои алгоритмы оптимизации повысят общую производительность системы на 17 процентов.
    Оскар, паренек с озорным блеском в глазах, который явно мечтал когда-нибудь взломать защиту NASA, взялся за анализ алгоритмов.
    — Кто будет отслеживать потенциальные уязвимости GPT-5X? — хитро прищурился он. — Естественно, я.
    Джейсон, менее суетливый и более основательный, кивнул:
    — Тестирование решений — моя зона ответственности. Каждый возможный сценарий будет просчитан.
    И только Камилла выглядела неожиданно спокойной. Она продолжала поглаживать плюшевого медвежонка Лапласа, который, казалось, был ее единственным настоящим советником в этом научном марафоне.
    — А я буду наблюдателем, —невозмутимо заявила она.
    Повисла тяжелая тишина. Оскар недоуменно нахмурился:
    — Ты не будешь участвовать?
    — Я буду смотреть, как именно мы проиграем… и найду способ победить, — ответила Камилла с хитрой улыбкой, от которой даже опытный доктор Пак слегка оторопел.
    Профессор Хендерсон не выдержал:
    — Что значит — наблюдатель? Вы здесь, чтобы работать, а не философствовать!
    Камилла повернулась к нему, и в ее взгляде было столько спокойной уверенности, что даже строгий профессор немного растерялся:
    — Каждое поражение — это просто другой способ победы, профессор. Вы когда-нибудь задумывались, что провал может быть частью большего плана?
    Доктор Пак едва заметно улыбнулся. Он-то знал цену нестандартному мышлению.
    — У нее есть план, — тихо пробормотал он себе под нос, — определенно есть план.
    Лео закатил глаза:
    — Эмоции не являются алгоритмом решения проблем.
    — А интуиция? — парировала Камилла. — Разве интуиция не есть молниеносный просчет миллионов вероятностей?
    Джейсон скептически хмыкнул, продолжая настраивать тестовые стенды:
    — Машина всегда точнее человека.
    — Посмотрим, — загадочно ответила Камилла, прижимая к себе Лапласа.
    В лаборатории повисло напряжение — смесь научного азарта, профессионального скептицизма и тихого ожидания чуда. Каждый участник готовился по-своему: кто-то через точные расчеты, кто-то через технические решения, а Камилла — через наблюдение и свою интуицию.
    Битва интеллектов была готова начаться.

    IV

    Время в лаборатории потекло иначе — плавно и неумолимо, как поток цифровых данных. Огромный экран, занимавший почти целую стену, был разделен на две части: слева — результаты GPT-5X, справа — решения команды студентов.
    Разница была сокрушительной.
    Суперкомпьютер выдавал ответы мгновенно — безупречные, структурированные, словно высеченные из чистой математической логики. Каждая задача решалась молниеносно: будь то сложнейшие уравнения квантовой физики или многоуровневые алгоритмические головоломки.
    Лео лихорадочно стучал по клавиатуре, его пальцы превратились в размытое движение. Капельки пота выступили на лбу — впервые за долгое время он чувствовал что-то, похожее на волнение.
    — Мы не сможем его обойти по скорости! — выдохнул он, с отчаянием глядя на результаты.
    Оскар, обычно уверенный в себе хакер, теперь выглядел растерянным. Его попытки найти алгоритмические уязвимости разбивались о непробиваемую логику машины.
    Джейсон методично фиксировал каждый этап, его лицо было сосредоточенным, почти бесстрастным. Но даже он не мог не признать очевидного — машина была совершенна.
    Камилла сидела в стороне, по-прежнему прижимая к себе плюшевого медвежонка Лапласа. Ее взгляд был устремлен не на цифры и графики, а куда-то сквозь них.
    — Мы не должны быть быстрее, — проговорила она тихо. — Мы должны быть умнее.
    Доктор Пак, наблюдавший за происходящим, насторожился. В голосе шестилетней девочки было что-то такое, отчего даже опытные ученые начинали чувствовать легкое беспокойство.
    — Что ты имеешь в виду? — спросил Оскар.
    Камилла продолжала смотреть куда-то вдаль, поглаживая Лапласа:
    — Машина решает по заданным алгоритмам. А мы можем думать нестандартно.
    Профессор Хендерсон скептически поджал губы:
    — Нестандартное мышление — это не метод решения точных научных задач.
    — А может, именно метод, — возразила Камилла. — Наука — это не только цифры. Наука — это способность видеть связи, которые никто не видит.
    Доктор Пак внимательно слушал. В глазах молодого профессора мелькнуло понимание — он узнавал в словах девочки тот самый исследовательский азарт, который движет настоящими учеными.
    GPT-5X продолжал методично решать задачи. Строка за строкой, цифра за цифрой. Идеально. Холодно. Безупречно.
    Но где-то в углу лаборатории зрел план, который не укладывался ни в одну машинную логику. План, который рождался в голове шестилетней девочки с плюшевым медвежонком по имени Лаплас.

    V

    Тишина лаборатории была почти осязаемой — плотной, как туман, наполненной электронным гулом мониторов и тихим щелчком клавиш. GPT-5X продолжал демонстрировать невероятную точность, выдавая один безупречный ответ за другим.
    Камилла наблюдала. Ее карие глаза внимательно скользили по экрану, анализируя не только результаты, но и сам процесс решения. Медвежонок Лаплас по-прежнему оставался ее единственным собеседником — молчаливым, но красноречивым.
    — Он всегда прав, — прошептала девочка, — но он не объясняет, почему.
    Лео, услышав ее тихие слова, недоуменно обернулся: — О чем ты?
    — О машине, — ответила Камилла. — Он знает, но не понимает.
    Доктор Пак, который стоял неподалеку, навострил уши. В глазах молодого профессора мелькнуло профессиональное любопытство — тот самый научный азарт, который заставляет ученых копаться глубже обычных объяснений.
    — Что значит — не понимает? — спросил Джейсон. — Он выдает абсолютно точные результаты.
    Камилла положила руку на плечо Лапласа — жест, который выглядел одновременно и детским, и серьезным.
    — Точность — это не понимание, — произнесла она. — Машина может знать миллион фактов, но не улавливать связи между ними. Она решает по алгоритму, но не осознает контекст.
    Доктор Пак прищурился:
    — Интересная мысль…
    Профессор Хендерсон, услышав разговор, скептически поджал губы:
    — Ерунда какая-то. Машина демонстрирует превосходные результаты.
    — Результаты без понимания — это просто механическое повторение, — парировала Камилла. — А понимание — это наша территория.
    На экране GPT-5X снова высветился безупречный ответ. Идеальный. Стерильный. Лишенный малейшей эмоциональной окраски.
    — Смотрите, — Камилла указала на монитор, — машина может решить любую задачу, но она не задаст вопроса «почему?». Она не удивится. Она не почувствует восторга от неожиданного решения.
    Оскар, который до этого молча настраивал серверы, впервые посмотрел на нее с искренним интересом.
    — То есть ты считаешь, что наше преимущество — в способности удивляться? — уточнил он.
    — Не только, — улыбнулась Камилла. — В способности видеть за цифрами смысл. В умении находить связи там, где их не видит даже самый совершенный компьютер.
    Доктор Пак тихо рассмеялся. Каждое ее слово было не просто детским размышлением — это было настоящее научное озарение.
    — А понимание, — прошептала Камилла Лапласу, — это всегда больше, чем просто правильный ответ.

    VI

    Атмосфера в лаборатории изменилась — от механического соревнования к чему-то большему. Дети больше не просто пытались опередить машину, они начали ее исследовать.
    — Почему именно этот метод? — спрашивал Лео, анализируя очередное решение GPT-5X.
    — Какая логическая связь между этими данными? — вторил ему Оскар.
    Джейсон скрупулезно фиксировал каждый нюанс, каждое отклонение от стандартного алгоритма. Они двигались не быстрее, но глубже.
    Камилла молчала, но ее взгляд был сосредоточен. Медвежонок Лаплас по-прежнему оставался ее молчаливым советником. Она понимала — победа кроется не в скорости, а в понимании.
    Доктор Пак наблюдал с едва заметной улыбкой. Профессор Хендерсон недоуменно качал головой — дети отклонялись от изначального плана.
    — Мы не просто решаем задачи, — объяснила Камилла. — Мы пытаемся понять их суть.
    Время шло. GPT-5X продолжал лидировать, выдавая точные результаты. Казалось, машина непобедима.
    И тогда произошло непредвиденное.
    Профессор Мортон, ученый-физик с всклокоченными волосами, внезапно попросил:
    — Объясни мне ход своего решения.
    Суперкомпьютер замер.
    Секунда. Две. Три.
    GPT-5X молчал. Впервые за все время соревнования его экран перестал мигать цифрами и формулами. Системные индикаторы засветились тревожным красным.
    Лео первым заметил сбой:
    — Он не может объяснить?
    — Он умеет считать, — прошептала Камилла, — но не умеет рассказывать.
    Профессор Хендерсон нервно поправил очки:
    — Что происходит?
    Доктор Пак внимательно наблюдал. В его глазах плясало торжество настоящего ученого — момент, когда человек побеждает технику.
    — А вы как думаете? — обратился он к детям. — Что значит этот сбой?
    Камилла погладила Лапласа и улыбнулась:
    — Машина знает, но не понимает. А понимание — это наша территория.

    VII

    Тишина лаборатории превратилась в особое пространство интеллектуального напряжения. Дети больше не просто решали задачи — они раскрывали их внутреннюю механику, обнажали логические нити, которые связывают, казалось бы, разрозненные факты.
    Лео первым продемонстрировал новый подход. Вместо моментального ответа он развернул целую презентацию решения математической задачи.
    — Смотрите, — начал он, — эта задача кажется простой только на первый взгляд. На самом деле здесь скрыта сложнейшая система взаимосвязей.
    Он показал на экране многоуровневую схему, где каждый элемент был связан десятками невидимых линий. Математические формулы превратились в живой организм — с кровообращением идей и нервной системой логических переходов.
    — Важен не только результат, — продолжал Лео, — но и путь, который мы проходим, чтобы его получить.
    Оскар дополнил коллегу, представляя следующую задачу как многослойный пазл. Он не просто решал — он препарировал проблему, показывая ее внутреннюю структуру.
    — Каждая задача — это не точка, — объяснял он, — а целая вселенная взаимосвязей.
    Джейсон выступил с анализом методологии решения, демонстрируя альтернативные подходы и возможные варианты развития.
    И в центре этого интеллектуального водоворота — Камилла. Ее плюшевый медвежонок Лаплас по-прежнему сидел рядом, молчаливый свидетель научного прорыва.
    — Мы показываем не просто ответ, — тихо сказала она. — Мы показываем процесс мышления.
    Доктор Пак и профессор Мортон переглянулись. В глазах ученых плясало настоящее научное азартное торжество.
    — Они делают то, что не может машина, — прошептал доктор Пак. — Они одушевляют знание.
    Профессор Хендерсон, прежде скептически настроенный, теперь смотрел с искренним интересом. Его сухощавое лицо смягчилось — он видел нечто большее, чем просто решение задач.
    GPT-5X, некогда казавшийся непобедимым, теперь выглядел всего лишь инструментом. Холодным, эффективным, но лишенным души.
    Победа доставалась команде не по скорости вычислений, а по глубине понимания. Не по количеству решенных задач, а по способности видеть за цифрами живую материю знания.
    — Мы выиграли не потому, что были быстрее, — улыбнулась Камилла. — Мы выиграли, потому что умеем удивляться.
    Ее взгляд встретился с глазами Лапласа — верного советника в этом научном приключении.
    Доктор Пак негромко рассмеялся:
    — Наука — это всегда про удивление, Камилла. Только так и рождаются настоящие открытия.

    VIII

    Торжественная тишина после соревнования была наполнена особым накалом — смесью научного триумфа и глубокого философского понимания. Суперкомпьютер, некогда казавшийся непобедимым, теперь выглядел всего лишь сложным инструментом.
    Доктор Пак подошел к Камилле, которая по-прежнему сидела с плюшевым медвежонком Лапласом. Его взгляд был полон уважения — того самого профессионального восхищения, которое редко испытывают взрослые ученые по отношению к шестилетнему ребенку.
    — Это была не просто проверка знаний, — произнес он. — Это была проверка на человеческое мышление.
    Камилла пожала плечами — жест, одновременно детский и парадоксально мудрый:
    — Машина может быть умнее нас. Но понимать… это все еще наша привилегия.
    Профессор Хендерсон, ранее скептически настроенный, теперь смотрел на девочку с искренним интересом. Его сухощавое лицо смягчилось — он увидел нечто большее, чем просто детский талант.
    Лео, Оскар и Джейсон столпились рядом, обсуждая детали прошедшего соревнования. Их глаза блестели не от победы, а от осознания чего-то более глубокого — способности видеть за цифрами живую материю знания.
    — Мы доказали, — тихо сказала Камилла, поглаживая Лапласа, — что наука — это не только о результате. Это о пути, о понимании.
    Доктор Пак улыбнулся:
    — Возможно, однажды машины научатся не только считать, но и чувствовать. Но сегодня эта привилегия — наша.
    В лаборатории повисло особое молчание — торжество человеческого интеллекта, который не просто обрабатывает информацию, но создает смыслы.
    Камилла посмотрела на Лапласа:
    — Мы победили не потому, что были умнее. А потому, что умеем удивляться.

    IX

    Неделя после победы над GPT-5X пролетела как один день. Команда STEM-программы успела привыкнуть к волне медийного внимания, когда пришло официальное приглашение от Национального научного фонда.
    Доктор Пак вручил Камилле запечатанный конверт их очередной встречи в университетской лаборатории.
    — Это приглашение на закрытый научный симпозиум, — пояснил он. — После вашего эксперимента многие захотели услышать подробности вашего метода.
    Камилла развернула письмо. Список приглашенных ученых выглядел впечатляюще: профессор квантовой физики из Стэнфорда, ведущие нейробиологи, специалисты по искусственному интеллекту из Массачусетского технологического института.
    — Они хотят, чтобы я выступила? — уточнила она.
    — Не просто выступила, — улыбнулся доктор Пак. — Они хотят понять, как группа школьников смогла сделать то, что не удалось целым научным институтам.
    Квант, лабораторный робот-пес, крутился рядом, словно чувствуя значимость момента. Камилла погладила его по голове — их совместная победа над GPT-5X стала не просто техническим достижением, но настоящим манифестом человеческого мышления.
    —  Мне нужно подготовиться, — сказала она, в глазах ее загорелся характерный азарт исследователя.
    Камилла стояла перед аудиторией, состоящей из маститых ученых, которые своими взглядами казались способными прожечь в ней дыру. Доктор Пак, устроивший этот неформальный экзамен, наблюдал с едва заметной улыбкой.
    — Представьте искусственный интеллект как талантливого, но немного социально неадаптированного стажера, — начала она. — У него куча знаний, но совершенно отсутствует понимание контекста.
    Профессор квантовой физики Мартин Шредер приподнял бровь. Нейробиолог доктор Элена Рамирес едва заметно улыбнулась.
    — Наш метод похож на репетиторство, — продолжала Камилла. — Мы не просто даем машине задачу, мы учим ее думать. Задавать вопросы. Сомневаться.
    Она демонстративно нажала несколько клавиш на планшете, и на экране появилась сложнейшая математическая модель.
    — GPT-5X может решить это за доли секунды, — сказала Камилла. — Но спросите его, почему именно так, и он замолчит. А человек объяснит каждый шаг, каждую логическую связь.
    Профессор Шредер впервые по-настоящему заинтересовался.
    — И как вы этого добиваетесь? — спросил он.
    — Мы машину учим, как маленького щенка, — заявила Камилла, глядя на серьезных профессоров. — Сначала он ничего не понимает, а потом начинает соображать!
    Профессор Шредер приподнял брови: — И как же вы ее… «дрессируете»?
    — Ой, не «дрессируете», а «воспитываете», — звонко поправила Камилла. — Компьютер как маленький инопланетянин. Ему надо объяснять все-все-все! Почему небо синее, почему два плюс два четыре, почему кошки мурчат.
    Доктор Рамирес еле сдержала смешок.
    — У нас есть специальная игра, — продолжала Камилла. — Мы задаем компьютеру кучу вопросов. И не просто «реши», а «объясни, как ты додумался». Он сначала тупит, а потом начинает въезжать!
    — «Въезжать»? — переспросил математик.
    — Ну то есть соображать, — быстро исправилась она. — Короче, мы его допрашиваем, как шпиона!
    Камилла театрально изобразила допрос: — «А ты ТОЧНО уверен? А ПОЧЕМУ уверен? А если по-другому?!»
    В аудитории раздался смех. Доктор Пак гордо улыбался.
    — Машина — как малыш, который сначала просто повторяет, а потом начинает думать своей головой, — резюмировала Камилла. — Главное — много-много разговаривать!
    Камилла замолчала, оглядывая аудиторию. Ученые переглядывались, кто-то качал головой, кто-то улыбался. Профессор Шредер скрестил руки на груди, но в его взгляде уже не было скепсиса — только любопытство. 
    — Так вы говорите, ваш метод — это… допрос с пристрастием? — уточнил он, и в голосе его прозвучала едва уловимая насмешка. 
    — Абсолютно верно! — Камилла хлопнула в ладоши. — Только представьте: вы приходите к роботу и вместо того, чтобы сказать: «Реши это», спрашиваете: «А ты вообще понимаешь, что делаешь?». И вот он уже не просто выдает ответы — он начинает «колебаться». 
    — Колебаться? — переспросила доктор Рамирес. 
    — Ну да! — Камилла сделала паузу для драматического эффекта. — Потому что, если ты не можешь объяснить, как пришел к решению, значит, ты его не понял. А если не понял — то, может, и не прав? Вот тут-то и начинается самое интересное. 
    В зале воцарилась тишина. Даже доктор Пак перестал улыбаться — он внимательно смотрел на Камиллу, будто впервые ее видел. 
    — И что же происходит дальше? — спросил кто-то из задних рядов. 
    — А дальше… — Камилла развела руками. — Он начинает учиться. По-настоящему. Не просто запоминать, а осмысливать. И тогда — бац! — он уже не просто калькулятор на стероидах. Он почти… «человек». 
    Профессор Шредер медленно кивнул. 
    — Почти, — повторил он. — Но не совсем. 
    — Ну конечно, не совсем! — Камилла рассмеялась. — Потому что «понимать» — это пока что наша территория. 
    Доктор Пак наконец выдавил из себя: 
    — Кажется, мы только что услышали манифест новой эры искусственного интеллекта. 
    Камилла пожала плечами: 
    — Ну, или просто инструкцию, как не дать машине заткнуть нас за пояс. 
    Аудитория взорвалась смехом. 
   И в этот момент стало ясно — экзамен она сдала на отлично.