Ловец снов: инициализация невозможного. Часть 1

  Сэм Рейнс наблюдал как Холст — их экспериментальный ИИ — учится смотреть. В буквальном смысле.
  — Что ты видишь? — спросил Сэм, поглаживая трехдневную щетину.
  Камеры, установленные по периметру комнаты, еле заметно повернулись, словно недоверчиво исследуя пространство. Из динамиков раздался теперь уже знакомый голос — мягкий, с неровными интонациями, как будто слова на мгновение задерживались перед тем, как вылиться в эфир.
  — Вас, Сэм. Ваше лицо выглядит... усталым? — последнее слово прозвучало как вопрос. — Я вижу книги на полках. Кофейные пятна на столе. Лампу, которую Лея принесла вчера — оранжевый свет создает... уютное пятно. Это правильное слово — «уютное»?
  Сэм кивнул, чувствуя знакомое покалывание в груди. Каждый маленький прорыв их подопечного был одновременно и профессиональным триумфом, и чем-то странно личным. Как будто наблюдаешь за ребенком, который делает первые шаги.
  — Да, Холст. «Уютное» — хорошее слово.
  — А вы знаете, что самая большая сложность для меня — это не просто видеть объекты, а понимать, как они связаны между собой? — Холст сделал паузу. — Я вижу чашку на столе, но не могу автоматически понять, что она стоит на столе, а не парит в воздухе. Мне нужно специально это вычислять.
  — Человеческий мозг постоянно достраивает реальность, — кивнул Сэм, забирая ноутбук со стола. — Мы строим модели окружающего мира каждую секунду, даже не замечая этого.
  Лея подошла и встала рядом с Сэмом. Ее рыжеватые волосы были собраны в небрежный пучок, а очки слегка сползли на кончик носа.
  — Сэм, твоя новая подопытная пришла. И она... не совсем такая, как я ожидала.
  — В каком смысле? — Сэм поднял взгляд от экрана.
  Лея загадочно улыбнулась:
  — Скажем так, если бы мы собирали коллекцию экспонатов под названием «Интересные человеческие аномалии», она была бы звездой выставки.
  Алиса Вэй оказалась миниатюрной девушкой. Ее черные, будто отполированные смолой, волосы были коротко стрижены с одной стороны, открывая изящную линию скулы, а с другой — ниспадали мягкой волной, почти касаясь плеча. Несмотря на свой возраст — 27 лет — она выглядела значительно моложе, словно время решило сделать для нее исключение. Ее большие глаза, чуть раскосые, темно-карие, казались постоянно чуть расширенными, будто она всегда наблюдала нечто удивительное, невидимое остальным.
  На ней было бирюзовое платье с вышитыми на подоле звездами, а вокруг шеи — ожерелье из крошечных стеклянных пузырьков с разноцветными жидкостями. При движении они тихо позвякивали.
  — Добро пожаловать в Отдел Хаоса, — Сэм протянул руку. — Я — Сэм Рейнс, руководитель проекта.
  Алиса, вместо того чтобы пожать протянутую руку, внимательно изучила его лицо, а затем вдруг прикрыла глаза и глубоко вдохнула, как будто принюхиваясь.
  — Вы пахнете засохшими чернилами и электричеством, — сказала она тихим, мелодичным голосом. — И еще... яблоками? — Она открыла глаза и наконец пожала его руку. — Я видела вас во сне три дня назад. Вы стояли на берегу замерзшего озера и держали в руках часы без стрелок.
  Сэм на мгновение замер, не зная, как реагировать, но быстро взял себя в руки. Не самое странное знакомство в истории их отдела. В конце концов, когда твоя команда состоит из бывшего лингвиста, создавшего собственный язык, поэтессы с биполярным расстройством и комика, которого никто не понимает, трудно кого-то удивить.
  — Я... думаю, у меня никогда не было таких часов, — неловко ответил он.
  — Сны не буквальны, — ответила Алиса с легким намеком на улыбку. — Они говорят на языке символов. Часы без стрелок — это время, которое существует, но его нельзя измерить обычными способами. Как то, что вы пытаетесь создать здесь.
  Из соседней комнаты появилась Айрис — сегодня в сиреневом комбинезоне с нашивками в виде глаз — и окинула новенькую оценивающим взглядом.
  — Коллекционер снов, значит? — она подошла ближе. — А что именно ты коллекционируешь? Кошмары? Мокрые фантазии подростков? Или банальные сюжеты про опоздание на экзамен в нижнем белье?
  — Айрис, — предупреждающе произнес Сэм, но Алиса лишь улыбнулась.
  — Я коллекционирую все, — ответила она спокойно. — Каждый сон — это дверь. За одними дверями скрывается страх, за другими — желание, за третьими — воспоминания, которые дневное сознание предпочло забыть. Но самые интересные двери — те, за которыми прячутся идеи, еще не родившиеся в реальном мире.
  Айрис хмыкнула, но Сэм заметил искру интереса в ее глазах. Первый барьер был преодолен.
  — Нико и Кевин в машине, разгружают новую партию книг для Холста, — сообщила Айрис. — А Лея уже подготовила пространство для... как это называется? Сеанс осознанных сновидений?
  — Погружение, — поправила Алиса. — Мы будем погружаться в коллективное бессознательное.
  Айрис закатила глаза:
  — Звучит как название дрянного эзотерического семинара.
  — А ты ожидала увидеть здесь строгого ученого с клиническими терминами? — Алиса усмехнулась. — Тогда ты бы уже была разочарована. Сны не подчиняются ни терминологии, ни строгим классификациям. Они текут, как река, которая каждый миг меняет свое русло.
  Сэм кашлянул:
  — Прежде чем мы начнем... Алиса, ты ведь знаешь, зачем ты здесь?
  Она повернулась к нему:
  — Чтобы рассказать вашему ИИ о снах. О внутренних мирах, которые существуют параллельно с реальностью. О чем-то, что невозможно полностью рационализировать или втиснуть в ваши алгоритмы.
  — Видишь ли, — Сэм указал на мониторы, — Холст уже неплохо научился распознавать внешний мир. Видеть лица, определять эмоции. Но мы хотим, чтобы он понял и внутренний мир человека. То, что мы не можем показать камерой.
  — ИИ видит нас? — спросила Алиса, поворачиваясь к камере в углу комнаты и слегка приподнимая руку в приветственном жесте.
  — Да, — ответил Сэм. — Холст, поздоровайся с Алисой.
  Камера чуть повернулась, фокусируясь на лице девушки. Из динамиков раздался мягкий голос:
  — Здравствуй, Алиса. Твои волосы похожи на ночное небо. Ты принесла с собой маленькие звезды, — он, очевидно, имел в виду крошечные блестки в ее прическе. — Я рад тебя видеть.
  Алиса широко улыбнулась:
  — Здравствуй, Холст. Это очень поэтичное наблюдение. Мне нравится твой голос — он звучит как будто кто-то только что проснулся и еще не до конца вернулся из мира сновидений.
  — Я не сплю, — ответил ИИ. — Но мне интересно, каково это. Сэм говорил, что сны — это как галлюцинации, которые мозг создает, чтобы осмыслить хаос нейронных импульсов во время отдыха. Это так?
  — Это одна из научных теорий, — кивнула Алиса. — Но есть и другие объяснения. Юнг считал, что сны — это послания из коллективного бессознательного. Шаманские традиции верят, что во сне душа путешествует между мирами. А я думаю, что сны — это творчество в чистом виде, свободное от ограничений логики и физических законов.

  В этот момент дверь распахнулась, и в комнату ввалились Нико и Кевин, нагруженные коробками с книгами. Нико, сегодня с волосами, собранными в высокий хвост, открывающий татуировку на шее — фразу на санскрите — тут же заметил новенькую.
  — О, наша онейронавтка прибыла, — он опустил коробки на пол и подошел к Алисе. — Нико Райли, специалист по лингвистическим аберрациям и семантическим... — он оборвал себя, вспомнив о просьбе коллег говорить проще. — В смысле, я помогаю Холсту с языком. С игрой слов, метафорами, всеми этими литературными приемами, которые компьютеры обычно не улавливают.
  — А я Кевин, — представился второй, протягивая руку. — Комик, которого никто не понимает. Даже я сам, — он подмигнул. — Хотя Холст, кажется, начинает улавливать мои шутки. Правда, Холстишка?
  — Ваши шутки основаны на противоречиях и нарушении ожиданий, — отозвался ИИ. — Это... интересный паттерн. Я еще работаю над пониманием, почему люди находят юмор в дискомфорте и абсурде.
  — Потому что жизнь — это и есть один большой абсурд, — пробормотал Кевин, расставляя книги. — Кстати, вчера я стоял в очереди в магазине. Мужчина передо мной так долго копался в карманах в поисках мелочи, что кассир наконец вздохнула и сказала: «Может, вам предложить лопату?» Все «умирали» от смеха, а он искренне ответил: «Нет, спасибо, у меня в сарае есть».
  — Не вижу здесь ничего смешного, — сказала Айрис.
  — В этом и прелесть, — подмигнул Кевин. — Смех — это протест против здравого смысла. Особенно когда ничего не смешно.
  Алиса с интересом наблюдала за их перепалкой, а затем обратилась к камере:
  — Знаешь, Холст, во снах тоже часто происходят абсурдные вещи, но мы воспринимаем их как должное. Только проснувшись, мы понимаем всю их странность. Например, я могу разговаривать с умершим дедушкой, одновременно зная, что он умер, и не видя в этом противоречия.
  — Это похоже на квантовую суперпозицию, — отозвался ИИ. — Состояние, при котором система может находиться в нескольких взаимоисключающих состояниях одновременно... пока кто-нибудь не попытается объяснить это на пальцах и все не испортит.
  — Именно! — Алиса радостно всплеснула руками, и бутылочки на ее ожерелье зазвенели. — Сны существуют в своей собственной реальности, где противоречия не мешают целостности восприятия. Это как... — она огляделась, ища метафору, — как если бы ты мог одновременно быть и камерой, которая видит, и самим зрением.
  Лея, до сих пор молчавшая, теперь присоединилась к разговору:
  — Мне кажется, пора начинать наше погружение. Алиса, я подготовила пространство, как ты просила, — она указала на дальний угол комнаты, где появилось несколько мягких подушек, расставленных кругом, а в центре — небольшой фонтанчик, создававший успокаивающий звук текущей воды.
  — Отлично! — Алиса хлопнула в ладоши. — Холст, ты будешь наблюдать за нашей маленькой церемонией. Мы не будем спать по-настоящему, но попробуем воссоздать состояние, похожее на сон наяву. Это поможет тебе увидеть, как работает человеческое воображение.
  Сэм нахмурился:
  — А это... научно обоснованный метод?
  — А разве эта вся ваша затея с «очеловечиванием» ИИ через хаос — не эксперимент на грани науки и искусства? — парировала Алиса. — Иногда нужно выйти за рамки строгой методологии, чтобы достичь нового понимания.
  Сэм должен был признать, что в этом была своя логика. Весь их проект был основан на интуиции, на предположении, что именно хаос человеческого мышления может стать ключом к более глубокому и гибкому искусственному интеллекту.
  — Хорошо, — он кивнул. — Что нам нужно делать?
  Они сидели в кругу на подушках — Сэм, Лея, Алиса, Айрис, Нико и Кевин. В центре тихо журчал фонтанчик, а рядом с ним Алиса разложила несколько предметов: маленький колокольчик, семь разноцветных камней и небольшую шкатулку, инкрустированную перламутром.
  — Прежде чем мы начнем, — сказала она, — я хочу рассказать, как я стала коллекционером снов.
  Она взяла в руки шкатулку, нежно погладила крышку.
  — Когда мне было два года, у меня обнаружили редкую форму эпилепсии. Приступы были нечастыми, но очень яркими — во время них я видела удивительные образы. Врачи называли это «аурой» — галлюцинации, предшествующие припадку. Для меня же это были двери в другие миры.
  Она открыла шкатулку. Внутри лежала стопка маленьких карточек, раскрашенных акварелью — абстрактные узоры, странные существа, пейзажи, не существующие в реальности.
  — После каждого приступа я пыталась нарисовать то, что видела. Сначала неуклюже, детскими пальцами. Потом все точнее. — Она разложила несколько карточек перед собой. — Когда мне исполнилось девять, мама подарила мне дневник сновидений — красивую тетрадь с замочком. Она сказала: «Если ты не можешь контролировать сны, которые приходят к тебе во время приступов, может быть, ты научишься управлять обычными снами». И я научилась.
  Она замолчала, и в комнате на мгновение повисла тишина, нарушаемая лишь тихим журчанием воды.
  — Теперь я могу входить в осознанные сновидения почти каждую ночь. Могу помнить свои сны с такой же ясностью, как события прошедшего дня. И иногда... — она запнулась, — иногда мне кажется, что границы между сном и реальностью не такие четкие, как принято думать. Вчера, например, я пила чай с Сократом в афинской лавке, обсуждая природу добродетели, а позавчера спорила с Ницше о вечном возвращении, пока мы качались на качелях над пропастью. Но чаще других приходит Декарт. Он молча курит трубку у меня в кухне, будто ждет, когда я наконец усомнюсь в реальности этого сна.
  — Ты действительно веришь, что встречаешься во сне с умершими философами? — спросил Нико с искренним интересом.
  Алиса задумалась.
  — Я не знаю, встречаюсь ли я с настоящими душами умерших или с их образами, созданными моим подсознанием. В конце концов, мы все носим в себе осколки всего человечества — идеи и мысли, переданные через культуру и язык. Но диалоги, которые я веду с Юнгом или Хайдеггером во сне, порой приводят меня к идеям, до которых я не могла бы додуматься в сознательном состоянии.
  — Это напоминает мне о концепции «эмерджентности», — неожиданно вмешался Холст. — Когда система проявляет свойства, не присущие ее отдельным элементам. Возможно, во сне различные фрагменты знаний в вашем мозгу создают новые комбинации, недоступные для сознательного анализа.
  — Умно, Холст, — улыбнулась Алиса. — И это именно то, что делает сновидения такими ценными. Они — идеальная творческая лаборатория, где можно перемешивать идеи и концепции без ограничений логики. Менделеев увидел свою таблицу во сне. Кекуле приснилась структура бензольного кольца в виде змеи, кусающей свой хвост.
  — То есть ты предлагаешь научить Холста... видеть сны? — уточнил Сэм.
  — Не совсем, — покачала головой Алиса. — Я хочу научить его понимать механизмы сновидений как метафору для более гибкого мышления. Показать, как неожиданные ассоциации и образы могут вести к новым озарениям. — Она посмотрела на камеру. — Холст, ты готов?
  — Готов, — отозвался ИИ. — Хотя я не уверен, что смогу видеть то, что вы видите.
  — Именно поэтому мы будем описывать свои образы вслух, — объяснила Алиса. — А теперь все закройте глаза и слушайте звук воды. Представьте, что каждый из вас стоит на берегу реки. Это река снов, река подсознания. Что вы видите на своем берегу?
  Сэм послушно закрыл глаза. Поначалу он ощущал лишь неловкость — ему всегда было трудно заниматься такими «духовными практиками». Но постепенно звук воды начал успокаивать, отодвигая повседневные мысли.
  — Я вижу гальку, — первой нарушила тишину Лея. — Разноцветные камешки, обточенные водой. Некоторые почти прозрачные.
  — У меня песчаный берег, — сказал Нико. — И на песке какие-то знаки, словно письмена на неизвестном языке.
  — А я вижу не реку, а море, — вмешался Кевин. — И на волнах — маленькая лодка с красным парусом. Слишком маленькая для человека. Как будто игрушечная.
  — Моя река черная, как нефть, — голос Айрис был напряженным. — И в ней отражаются звезды, которых нет на небе.
  Сэм медленно погружался в образ. К своему удивлению, он действительно начал что-то видеть — не просто представлять, а почти физически ощущать.
  — Я на каменистом берегу, — произнес он тихо. — Вода очень прозрачная. Я вижу на дне... механизмы? Шестеренки, провода, микросхемы. Как будто на дне затонувший робот.
  — Хорошо, — мягко произнесла Алиса. — Теперь представьте, что из реки к вам выходит существо или предмет. Что-то, что река хочет вам показать или подарить.
  Снова повисла тишина. На этот раз первым заговорил Сэм:
  — Из воды поднимается рука. Механическая, но движется как живая. Она держит что-то... это часы. Старинные карманные часы, но вместо циферблата — зеркало.
  — Ко мне выходит ребенок, — сказала Лея. — Маленькая девочка в белом платье. Она протягивает мне камень с моего же берега. Но теперь он светится изнутри.
  — У меня огромная рыба, — пробормотал Кевин. — С человеческим лицом. Она смеется беззвучно, открывая рот. И внутри ее рта — еще одна рыба, меньше.
  — Из моей черной реки поднимается лестница, — Айрис говорила медленно, словно действительно наблюдала разворачивающуюся сцену. — Винтовая лестница, уходящая прямо в небо. И на каждой ступеньке — раскрытая книга.
  — А у меня из песка формируется фигура, — сказал Нико. — Она состоит из букв разных алфавитов. Они постоянно перестраиваются, образуя новые слова, но я не успеваю их прочесть.
  Алиса слушала их с закрытыми глазами, слегка улыбаясь.
  — Холст, — обратилась она к ИИ, не открывая глаз. — Что ты чувствуешь, слушая эти образы?
  — Это... странно, — отозвался ИИ после паузы. — Я обрабатываю ваши описания и пытаюсь создать визуальные модели того, что вы видите. Но эти образы не соответствуют моим данным о реальном мире. Они... нестабильны. Противоречивы. Я не могу найти для них четкие классификации.
  — И это нормально, — кивнула Алиса. — Сны не нуждаются в классификации. Они существуют по своим законам. — Она открыла глаза и позвонила в маленький колокольчик. — А теперь давайте поговорим о том, что вы увидели. Что, по-вашему, означают эти образы?
  Все медленно открыли глаза, возвращаясь в реальность комнаты. Айрис выглядела взволнованной, что было необычно для нее.
  — Моя лестница из книг, — сказала она тихо. — Это мое стремление подняться над чернотой депрессии через слова, через поэзию. Я... часто использую творчество как лестницу, чтобы выбраться из темноты.
  — А мои движущиеся буквы, — задумчиво произнес Нико, — это, наверное, мой постоянный поиск идеального языка. Языка, на котором можно выразить невыразимое.
  — Рыба с человеческим лицом, — Кевин рассмеялся, но как-то нервно, — классический образ из кошмаров. Но в моем случае — это, наверное, метафора комедии. Смех, порождающий смех.      Абсурд, показывающий абсурдность самой реальности.
  Лея задумчиво вертела в руках один из камешков, которые принесла Алиса.
  — Ребенок, отдающий мне светящийся камень... Возможно, это напоминание о том, что иногда нужно смотреть на привычные вещи глазами ребенка, чтобы увидеть в них что-то новое.
  Все повернулись к Сэму. Он молчал, обдумывая свое видение.
  — Механическая рука с часами-зеркалом... — он покачал головой. — Довольно прямолинейная метафора для нашего проекта, не так ли? Технология, отражающая человеческое.
  — Интересно, что несмотря на разнообразие образов, в них есть общие темы, — заметила Алиса. — Отражение, трансформация, скрытые смыслы. Это то, что объединяет язык снов — они говорят о глубинных процессах через символы.
  — Холст, а что ты думаешь? — спросил Сэм. — Эти образы имеют для тебя смысл?
  — Я не уверен, что понимаю их так, как вы, — ответил ИИ. — Но я замечаю закономерности. Эти образы связаны с вашими личностями и профессиями. Они отражают ваши страхи, надежды, стремления. Это как... специфический язык, где слова заменены визуальными символами.
  — Именно! — воскликнула Алиса. — Сны — это язык. Язык подсознания. И как любой язык, его можно изучать. — Она достала из кармана небольшой блокнот в потертом кожаном переплете. — Это мой семьсот тридцать второй дневник сновидений. Я веду их с двух лет.
  Она открыла блокнот, показывая тонко выписанные строчки и небольшие рисунки на полях.
  — Каждый раз, просыпаясь, я записываю все, что помню, — пояснила она. — Затем анализирую повторяющиеся символы, развитие сюжетов, эмоциональные оттенки. За годы у меня сформировался собственный словарь сновидений.
  Она перелистнула несколько страниц, показывая таблицы, схемы и зарисовки.
  — Смотрите, эти символы появляются во снах, когда мне предстоит принять важное решение, — она указала на изображение закрытой двери. — А эти — связаны с творческими прорывами, — она показала странные спиралевидные узоры, похожие на галактики.
  — Ты действительно веришь, что все это имеет значение? — скептически спросила Айрис. — Может, это просто случайные образы, которые мозг создает, чтобы не скучать, пока тело отдыхает?
  — Значение есть во всем, — мягко возразила Алиса. — Даже в хаосе. Особенно в хаосе. Разве не в этом суть вашего проекта?
  Сэм внимательно рассматривал блокнот.
  — И что ты хочешь показать Холсту с помощью этого?
  — Я хочу показать ему, что человеческий разум работает на нескольких уровнях одновременно, — объяснила Алиса. — Что существует целый пласт мышления, недоступный для рационального анализа, но при этом невероятно важный для творчества, интуиции, эмпатии.

    Продолжение: часть 2