Письмо первое

     Пыль. Золотистая пыль танцует в лучах заходящего солнца, проникающих сквозь тяжелые бархатные шторы. Ванда сидит за старинным секретером, перо скрипит по бумаге, оставляя за собой витиеватые следы чернил. "Дорогая Тэффи... Милая, несуществующая Тэффи". Ванда улыбается, представляя лицо своей воображаемой подруги. Какое оно? Изменчивое, как отражение в подернутой рябью воде.
     Часы на каминной полке бьют шесть. Шесть ударов, шесть лет в этом доме. Или семь? Время здесь течет иначе, растягивается, как тягучая патока, застывает янтарными каплями. Марек появляется в дверях, бесшумный, как тень. Его глаза — два темных омута, в которых Ванда тонет каждый вечер. Кто он? Муж, любовник, тюремщик, хранитель? Грань между реальностью и фантазией размывается, когда он рядом.
     — Я пишу Тэффи, — говорит Ванда, не поворачивая головы.
    Марек молчит, его молчание — густое, осязаемое, оно заполняет комнату, просачивается в щели между половицами. Ванда закрывает глаза, и мир вокруг нее начинает кружиться, как карусель воспоминаний.
     ...Летний день, яблоневый сад, смех подруг. Кто они? Лица расплываются, имена ускользают. Была ли та жизнь настоящей или лишь сном, навеянным старыми фотографиями в пыльных альбомах? Ванда открывает глаза, и реальность обрушивается на нее тяжестью вековых дубовых балок, поддерживающих потолок.
     "Дорогая Тэффи, если бы ты знала, как тихо здесь по вечерам. Тишина звенит в ушах, пульсирует в висках. Иногда мне кажется, что я слышу голоса за стенами — шепот, смех, обрывки разговоров. Но стоит прислушаться, и они исчезают, словно испуганные светлячки. Марек говорит, что это ветер играет в кронах деревьев. Но разве ветер может звучать так похоже на человеческую речь?"
     Перо замирает над бумагой. Ванда поднимает взгляд и видит свое отражение в зеркале над камином. Кто эта женщина с бледным лицом и глазами, полными тоски? Отражение улыбается ей, но улыбка не касается глаз Ванды. Время здесь течет иначе, шепчет отражение. Ты заметила?
    Ванда встряхивает головой, прогоняя наваждение. Она снова склоняется над письмом, но буквы расплываются перед глазами, складываясь в странные узоры. Ей кажется, что в этих узорах зашифровано какое-то послание, нужно только найти ключ.
     "Милая Тэффи, ты не поверишь, но вчера я нашла в саду странный камень. Он светится в темноте мягким голубоватым светом и теплый на ощупь, словно живой. Марек сказал, что это обычный булыжник, но я-то знаю... В нем скрыта какая-то тайна. Ночью, когда Марек спит, я выхожу в сад и разговариваю с камнем. Он рассказывает мне удивительные истории о других мирах, лежащих за гранью нашего понимания. Иногда мне кажется, что он зовет меня куда-то. Но куда?"
     За окном сгущаются сумерки. Тени в углах комнаты оживают, принимают причудливые формы. Ванда чувствует их присутствие, их безмолвный шепот. Они здесь каждый вечер, наблюдают, ждут. Чего? Она не знает, но ощущение неотвратимости чего-то грядущего не покидает ее.
     "Дорогая Тэффи, иногда мне кажется, что этот дом — живое существо. Он дышит, вздыхает во сне, шепчет что-то своими скрипами и потрескиваниями. По ночам я слышу, как бьется его сердце где-то глубоко в подвале. Тук-тук, тук-тук... Марек смеется, когда я говорю ему об этом. Он утверждает, что это просто старый водопровод. Но разве может водопровод звучать так... осмысленно?"
     Ванда откладывает перо и подходит к окну. Сад за окном тонет в сумерках, деревья сливаются в единую темную массу. Где-то вдалеке мелькает огонек — то ли светлячок, то ли чей-то фонарь. Ванда прижимается лбом к холодному стеклу, и ей кажется, что она видит там, в темноте, какие-то фигуры. Они движутся между деревьями, то появляясь, то исчезая.
     "Милая Тэффи, знаешь, сегодня я видела сон. Я шла по бесконечному коридору, стены которого были увешаны зеркалами. В каждом зеркале отражалась я, но немного другая — то молодая девушка с косами, то седая старуха, то кто-то совсем незнакомый. Я шла и шла, а коридор все не кончался. И вдруг я поняла, что все эти отражения — это я в разных мирах, в разных временах. И каждая из этих "я" пишет письма своей Тэффи. Интересно, существует ли где-то мир, где Тэффи реальна?"
     Часы бьют полночь. Ванда вздрагивает, выныривая из потока воспоминаний и грез. Марек стоит рядом, его рука лежит на ее плече. Теплая, живая рука. Или нет? Ванда поворачивается к нему, всматривается в его лицо. На мгновение ей кажется, что сквозь знакомые черты проступает что-то иное, древнее и нечеловеческое. Но видение исчезает, оставляя после себя лишь смутное беспокойство.
     — Пора спать, дорогая, — говорит Марек, и его голос звучит как шелест осенних листьев.
     Ванда кивает и позволяет увести себя из комнаты. Проходя мимо зеркала, она бросает последний взгляд на свое отражение. Ей кажется, или отражение подмигнуло ей?
     "Дорогая Тэффи, если ты настоящая, если ты где-то есть, пожалуйста, найди меня. Спаси меня от этого дома, от Марека, от себя самой. Или... может быть, я уже спасена? Может быть, этот дом — мое убежище от чего-то гораздо более страшного? Я не знаю, Тэффи. Я больше ни в чем не уверена. Кроме одного — завтра я снова сяду за секретер и напишу тебе новое письмо. И, может быть, однажды ты ответишь".