Природная аномалия в программе STEM

    I

    Осеннее утро на Мэйпл-стрит, в типичном пригороде Бостона, начиналось так же, как и любое другое. Клены, давшие название улице, роняли багряные листья на безупречно подстриженные газоны. Миссис Паркер выгуливала своего мопса Черчилля, который, как обычно, находил особое удовольствие в том, чтобы оставлять метки на почтовом ящике Флетчеров. Мистер Родригес, в своей неизменной бейсболке «Ред Сокс», забирал утреннюю газету. А близнецы Чен, — Эми и Алекс, уже ждали школьный автобус на углу, сосредоточенно уткнувшись в свои планшеты.
    Все было предсказуемо. Все, кроме того, что происходило за белыми стенами дома номер 23.
    В просторной гостиной семейства Флетчер царил хаос, который можно было назвать организованным только с большой долей сарказма. На кофейном столике лежали раскрытые книги — от детских сказок до учебников по квантовой физике. Рядом с ними — чашка недопитого кофе, в котором уже давно растворилась ложка сахара, и тарелка с нетронутыми тостами.
    Эдвард Флетчер, высокий мужчина с легкой проседью на висках и в очках в тонкой оправе, нервно поправлял узел галстука. Его твидовый пиджак, обычно безупречно выглаженный, сегодня имел несколько заметных складок — верный признак утреннего хаоса.
    — Люси, мы опаздываем, — произнес он, глядя на наручные часы — механические, швейцарские, подарок тестя на тридцатипятилетие. — Доктор Стен не любит, когда нарушают график.
    Люси Флетчер, стройная женщина с каштановыми волосами, собранными в небрежный пучок, выглянула из кухни. В руках она держала термос.
    — А я не люблю, когда мой муж забывает, что мы договорились выехать на пятнадцать минут раньше, — парировала она. — Но вот мы здесь, в типичной ситуации «поздно выходим, потому что Эдвард не мог найти свои запонки».
    — Они были в шкатулке для запонок, — защищался Эдвард. — В которой их почему-то не оказалось. А потом они волшебным образом появились там, где их быть не могло.
    — В шкатулке, где они и должны быть?
    — Нет, — Эдвард понизил голос. — В коробке с Лего Камиллы.
    Люси закатила глаза:
    — Боже мой, только не начинай снова. Сейчас ты скажешь, что наша шестилетняя дочь ведет против тебя психологическую войну.
    — Не против меня, — тихо проговорил Эдвард, оглядываясь по сторонам. — Против всего рационального мира взрослых. Это гораздо серьезнее.
    Их диалог прервал звонкий детский голос:
    — Родители, вы же понимаете, что я все слышу?
    В арке, отделяющей гостиную от коридора, стояла маленькая девочка. Камилла Флетчер была одета в платье с изображением созвездий, а ее темные волосы были заплетены в две косички, слегка асимметричные — Люси все еще осваивала искусство плетения. В руках она держала потрепанного плюшевого медвежонка, которого называла «Лаплас».
    — Конечно, милая, — улыбнулась Люси. — Мы просто волнуемся, что опоздаем к доктору Стену.
    — К доктору, который не верит, что все семейные проблемы можно гораздо легче решить, если правильно расставить мебель в гостиной по фэн-шуй? — невинно спросила Камилла.
    Эдвард и Люси обменялись быстрыми взглядами.
    — Доктор Стен никогда не говорил о фэн-шуй, — осторожно заметил Эдвард.
    — Нет, но его диплом висит с нарушением правил гармонии, а кушетка стоит спиной к двери, что создает энергетический дисбаланс. Неудивительно, что вы всегда возвращаетесь оттуда более напряженными, — пожала плечами Камилла.
    Люси глубоко вздохнула.
    — Камилла, милая, возьми свой рюкзак. Мы правда опаздываем.
    — Но мы же идем на прием только в одиннадцать, — девочка наклонила голову. — А сейчас только девять тридцать. И если учесть, что путь до центра Бостона занимает максимум сорок минут, даже в час пик, у нас еще полно времени.
    Эдвард потер переносицу:
    — Видишь? Вот именно об этом мы и хотим поговорить с доктором Стеном.

    II

    Офис доктора Стена находился на четвертом этаже старинного здания в центре Бостона. Викторианская архитектура фасада контрастировала с современным минималистичным интерьером приемной. Светло-бежевые стены, удобные кресла, журнальный столик с последними выпусками «National Geographic» и «Psychology Today». Тихая классическая музыка — что-то из позднего Моцарта — создавала умиротворяющую атмосферу.
    Эдвард и Люси сидели на краю кресел, как студенты перед важным экзаменом. Камилла же, устроившись на полу, раскладывала странную конструкцию из цветных карандашей и резинок.
    — Что ты делаешь, милая? — спросила Люси, стараясь сохранить непринужденность.
    — Создаю модель пятимерного пространства, — ответила девочка, не отрываясь от своего занятия. — Если смотреть под правильным углом, можно увидеть, как векторы силы растягивают мембрану реальности.
    Эдвард бросил взгляд на жену. «Видишь?» — говорил этот взгляд.
    Дверь кабинета открылась, и на пороге появился доктор Стен — невысокий мужчина средних лет с аккуратной бородкой и проницательным взглядом. Его лицо можно было бы назвать непримечательным, если бы не глаза — темные, внимательные, словно видящие насквозь.
    — Флетчеры, — кивнул он. — Прошу вас.
    Кабинет доктора Стена был просторнее, чем можно было предположить. Большие окна выходили на тихую улочку, пропуская достаточно света, чтобы помещение казалось светлым, но не ярким. У стены стояла знаменитая кушетка, обитая темно-синей тканью. Напротив нее — удобное кресло доктора и низкий столик с графином воды и стаканами.
    — Итак, — начал доктор Стен, когда все расселись, — что привело вас сегодня?
    Эдвард откашлялся:
    — Доктор Стен, мы с Люси... мы обеспокоены. Это касается Камиллы.
    — Они думают, что я странная, — вмешалась Камилла, устраиваясь в кресле и прижимая к себе Лапласа. — Потому что я задаю вопросы, на которые у них нет ответов.
    — Не странная, — поспешно поправила ее Люси, — а... необычная.
    — Что именно вас беспокоит? — спросил доктор Стен, доставая блокнот.
    — Все началось с репетитора по грамматике, — начал Эдвард. — Миссис Петерсон. Отличные рекомендации, опыт работы с одаренными детьми. После первого занятия она отказалась возвращаться.
    — Потому что она не могла ответить на мой вопрос, — пояснила Камилла. — Я спросила, знает ли она, что последовательность определенных эмодзи уже образует устойчивые фразы с фиксированным значением. Это же процесс формирования новой грамматики на наших глазах.
    — И это только начало, — продолжила Люси. — Затем был мистер Кендрик, магистр филологии Гарварда...
    — Мы с ним сошлись во мнении, что Шекспир был всего лишь автором плохих ситкомов, — пожала плечами Камилла, — но папе это не понравилось и он решил найти кого-то более... традиционного.
    — Затем приходили еще репетиторы, — добавила Камилла, — но после первого занятия почему-то больше не возвращались...
    Доктор Стен медленно записал что-то в блокноте.
    — А что насчет повседневной жизни? Есть ли сложности дома?
    Эдвард и Люси обменялись взглядами.
    — На прошлой неделе, — начал Эдвард, — я не мог найти свои ключи от машины. Искал везде. В итоге нашел их в морозилке, в контейнере с надписью «Шредингер».
    — Это был эксперимент, — пояснила Камилла. — Я хотела проверить, будет ли папа искать ключи в морозилке, если не знает, где они. Получается, квантовая неопределенность работает и в макромире.
    Люси продолжила:
    — А потом была ситуация с соседской собакой. Камилла построила из картона и старого телефона какое-то устройство, которое, по ее словам, переводит лай мопса миссис Паркер на человеческий язык.
    — И что же говорил мопс? — поинтересовался доктор Стен, впервые проявив любопытство.
    — В основном жаловался на ограниченное меню и отсутствие интеллектуальной стимуляции, — серьезно ответила Камилла. — Черчилль — очень умный пес, просто его никто не понимает.
    Доктор Стен сделал еще одну запись, затем отложил блокнот в сторону.
    — Я вижу, — сказал он после длительной паузы, — что ваша ситуация действительно... необычна.
    — Мы просто не знаем, что делать, — призналась Люси. — Мы пытались найти ей занятия по возрасту, но она либо быстро теряет интерес, либо задает такие вопросы, что преподаватели не знают, как реагировать.
    Доктор Стен молча налил себе воды, сделал медленный глоток, и только потом заговорил:
    — Поздравляю, — произнес он с легкой полуулыбкой. — У вас не ребенок. У вас природная аномалия.
    Люси напряглась:
    — Что вы имеете в виду?
    — Я имею в виду, — пояснил доктор Стен, глядя на Камиллу с неожиданным уважением, — что вы пытаетесь применять стандартные методы воспитания к нестандартному уму. Это все равно что использовать линейку для измерения объема. Перестаньте пытаться ее учить. Просто наблюдайте.
    — Наблюдайте? — переспросил Эдвард. — Но что насчет структуры, дисциплины, границ?
    — Границы, конечно, нужны, — кивнул доктор Стен. — Но они должны быть связаны с этикой и безопасностью, а не с интеллектуальным развитием. Вашей дочери нужна среда, которая будет стимулировать ее ум, а не сдерживать его.
    Он открыл ящик стола и достал глянцевую брошюру.
    — Вам повезло. Bentley University запускает новую инициативу — программу STEM для особо одаренных детей. Наука, технологии, инженерия, искусство и математика. Обычно туда берут подростков, но... — он посмотрел на Камиллу, — думаю, они могут сделать исключение.
    — STEM? — переспросила Люси, взяв брошюру. — Но Камилле всего шесть.
    — А в шесть лет Моцарт уже сочинял симфонии, — заметил доктор Стен. — Иногда природа создает умы, которые опережают свое время. Наша задача — не мешать им развиваться.
    Камилла вдруг оживилась:
    — А там будут телескопы? И микроскопы? И можно будет проводить эксперименты?
    — Я уверен, что да, — кивнул доктор Стен.
    — Тогда я хочу попробовать, — решительно заявила девочка, а затем, словно вспомнив о чем-то, добавила более детским тоном:
    — Если родители разрешат, конечно.
    Эдвард и Люси переглянулись. В их взглядах читалась смесь надежды и страха.
    — Это может быть решением, — осторожно сказал Эдвард.
    — Или началом новых проблем, — добавила Люси. — Но, думаю, стоит попробовать.
    Доктор Стен кивнул:
    — Отлично. Я могу сделать звонок, чтобы организовать собеседование. А пока, — он повернулся к Камилле, — может быть, ты расскажешь мне больше о своем друге Лапласе?
    Камилла улыбнулась, впервые за все время приема выглядя по-настоящему, как ребенок:
    — Лаплас знает все о детерминированной вселенной. Если бы кто-то мог знать точное положение и скорость каждой частицы во вселенной, он мог бы предсказать все будущее, — объяснила она, поглаживая плюшевого медвежонка. — Но потом пришел Гейзенберг и все испортил своим принципом неопределенности.
    Доктор Стен не смог сдержать улыбку:
    — И как Лаплас относится к этому принципу?
    — Он считает, что Гейзенберг просто не искал достаточно тщательно, — серьезно ответила Камилла. — Как папа, когда не может найти свои запонки.

    III

    Здание факультета естественных наук Bentley University возвышалось над аккуратно подстриженными газонами кампуса, отражая утреннее солнце в своих широких окнах. Эдвард припарковал серебристый Volvo на гостевой стоянке и, выключив двигатель, бросил взгляд в зеркало заднего вида.
    — Камилла, помнишь, о чем мы говорили? — он повернулся к дочери, которая сидела на заднем сиденье с совершенно невозмутимым видом, держа в руках потрепанного плюшевого медвежонка по имени Лаплас.
    — Конечно, папа, — кивнула шестилетняя девочка с серьезностью верховного судьи. — Не демонстрировать интеллектуальное превосходство, не ставить взрослых в неловкое положение и не упоминать про эксперимент с муравейником в гараже миссис Паркер.
    Люси подавила смешок и поправила волосы, глядя в зеркало.
    — И, пожалуйста, не упоминай, что считаешь теорию струн «недостаточно элегантной» и что у тебя есть «несколько замечаний к уравнениям Эйнштейна», — добавила она, застегивая пуговицу на безупречно выглаженном жакете. — Доктор Стен был прав — эта программа может стать нашим спасением, но только если они не решат, что ты... — она запнулась, подбирая слова.
    — Маленький Ганнибал Лектер в области науки? — услужливо подсказала Камилла, поглаживая ухо плюшевого медвежонка.
    Эдвард выдохнул и посмотрел на жену взглядом, в котором читалось: «Видишь, что я имел в виду?»
    — Просто будь собой, — сказал он, и тут же осекся. — То есть, будь собой, но... не слишком.
    — Понимаю, папа, — кивнула Камилла. — Скрыть, что я многомерное существо, втиснутое в тело шестилетнего ребенка. Притвориться обычным вундеркиндом. — Она задумалась и добавила с обезоруживающей улыбкой:
    — Но можно мне хотя бы немножко умничать? Совсем чуть-чуть?
    Эдвард и Люси переглянулись. В глазах Люси читалось сомнение, но она кивнула с вымученной улыбкой:
    — Чуть-чуть можно. Но помни: это твой шанс найти ровесников. Точнее... хотя бы примерно ровесников.
    Камилла моргнула:
    — Мама, мне шесть. Мои ровесники считают, что песок — это вкусно.
    Прежде чем Люси успела ответить, Эдвард вмешался:
    — Давайте просто... пойдем, хорошо? Мы уже опаздываем.
    Широкий коридор с высоким потолком вел к конференц-залу, где должно было состояться собеседование. Стены были увешаны портретами выдающихся ученых и фотографиями достижений университета. Камилла рассматривала их с нескрываемым интересом, останавливаясь почти у каждой рамки.
    — Спорный выбор, — пробормотала она, глядя на портрет Нильса Бора. — Почему не Гейзенберг? Принцип неопределенности гораздо элегантнее, чем модель атома...
    — Камилла, — предостерегающе произнес Эдвард.
    — Что? Я просто делаю замечание по интерьеру, — невинно улыбнулась она.
    Наконец они подошли к нужной двери. Люси поправила Камилле воротничок рубашки и вздохнула:
    — Постарайся вести себя... прилично.
    — Определи «прилично», — попросила Камилла. — Для шестилетнего ребенка? Для гения? Для потенциального студента STEM-программы?
    — Просто... — Люси закрыла глаза на секунду. — Просто постарайся не устроить революцию до обеда, ладно?
    Камилла серьезно кивнула:
    — Хорошо. Оставлю революцию на послеобеденное время.

    В просторном конференц-зале их встретили трое преподавателей: высокий худощавый мужчина с залысинами и очками на кончике носа (профессор математики Хендерсон), элегантная женщина средних лет с забранными в строгий пучок волосами (доктор Кляйн, специалист по робототехнике) и энергичный молодой профессор с небрежно подвязанным галстуком (доктор Пак, эксперт по компьютерным наукам).
    — Добро пожаловать в Bentley University, — произнес профессор Хендерсон, указывая на стулья у длинного стола. — Мы рады встрече с... — он сверился с бумагами, — Камиллой. Признаться, мы никогда не рассматривали кандидатов младше двенадцати лет.
    — Старение — это просто социальный конструкт, — пожала плечами Камилла, забираясь на стул. Ее ноги не доставали до пола, и она начала ими покачивать.
    Эдвард издал нервный смешок:
    — Она шутит, конечно же.
    — Вовсе нет, — возразила Камилла, глядя на профессоров с разрушительной искренностью. — Скажите, профессор, если бы шестилетний Гаусс пришел к вам суммировать числа, вы бы тоже потребовали дождаться совершеннолетия?
    — Но детка, ты же даже не можешь дотянуться до доски без стула! — засмеялся профессор.
    — Ньютон открыл закон тяготения, сидя под деревом, а не прыгая к яблокам, — хладнокровно ответила Камилла. — Вам нужна лестница для мыслей?
    Доктор Кляйн приподняла бровь и сделала пометку в блокноте.
    — Пожалуй, начнем с простого, — сказал доктор Пак, улыбаясь. — Камилла, расскажи, почему ты хочешь участвовать в нашей программе?
    Камилла на секунду задумалась, покачивая ногами под столом.
    — Я хочу найти ответы на вопросы, которые еще не заданы, — сказала она просто. — И я хочу знать, думают ли другие дети так же, как я.
    — И как же ты думаешь? — спросил профессор Хендерсон с легкой снисходительностью в голосе, поправляя очки.
    — Не линейно, — ответила Камилла, рисуя пальцем в воздухе сложные узоры. — Скорее, как... карта вероятностей. Каждое решение создает новую вселенную. Я вижу все варианты сразу. Вот этот, — она указала влево, — где папа разрешил мне мороженое перед ужином. И вот этот, — жест вправо, — где вы сейчас уроните свою кофе.
    Люси вмешалась с вымученной улыбкой, незаметно сжимая мужа за локоть:
    — Камилла много читает научную фантастику. Вчера мы смотрели «Гарри Поттера»...
    — Это не научная фантастика, мама, — возразила девочка, закатывая глаза с непосредственностью подростка. — Это интерпретация квантовой механики Эверетта. Хотя, — она задумалась на секунду, — если подумать, «Поттер» действительно хороший пример — там тоже было разделение реальности, когда...
    На лице профессора Хендерсона отразилось недоверие, смешанное с профессиональным интересом. Его брови поползли вверх, словно пытаясь скрыться в залысинах.
    — Ты... знакома с многомировой интерпретацией Эверетта? — спросил он медленно, как будто проверяя, не розыгрыш ли это. Его взгляд метнулся к родителям в поисках подсказки.
    — Только в общих чертах, — скромно ответила Камилла, заставив Эдварда поперхнуться водой, которую он как раз пил. Тот закашлялся, оставляя мокрое пятно на галстуке. — Мне больше нравится идея Дэвида Бома о нелокальной вселенной. Вы знаете, про скрытые переменные? — она наклонила голову и улыбнулась той особой улыбкой, которая заставляла воспитательниц в саду искать успокоительное. — Но я еще маленькая, могу ошибаться. Например, в той вселенной, — кивок в сторону окна, — я, наверное, ошиблась.
    Доктор Кляйн отложила ручку.
    — Давайте перейдем к практическим заданиям, — предложила она, доставая планшет. — У нас есть несколько тестов на логическое мышление.
    — О, я люблю тесты, — оживилась Камилла. — Они такие... предсказуемые.
    Следующие тридцать минут профессора в нарастающем изумлении наблюдали, как шестилетняя девочка легко решает задачи, предназначенные для старшеклассников с продвинутым уровнем математики.
    — Это не совсем эффективно, — заметила Камилла, закончив последнее задание. — В вашем алгоритме есть лишние шаги.
   Профессор Хендерсон нахмурился:
    — В каком алгоритме?
    — В алгоритме тестирования, — пояснила Камилла, указывая на планшет. — Вы даете задания по возрастающей сложности, но не учитываете, что некоторые типы мышления позволяют перескакивать через логические ступени. Это как... — она задумалась, подбирая аналогию, — как заставлять гоночную машину ехать по проселочной дороге с ограничением скорости.
    Доктор Пак подался вперед с явным интересом:
    — И как бы ты улучшила эту систему?
    — Адаптивное тестирование с динамическим изменением сложности, основанное не на предыдущих ответах, а на скорости и методе решения, — без запинки ответила Камилла. — И еще я бы добавила задачи с неоднозначным решением. Умение работать с неопределенностью важнее, чем знание формул.
    Доктор Кляйн откинулась на спинку стула, изучая девочку с профессиональным интересом.
    — А ты не думала о том, чтобы пойти в обычную школу? — спросила она. — Общение со сверстниками очень важно для развития.
    Камилла вздохнула с терпеливостью столетнего мудреца:
    — Я ходила в детский сад три недели. Там была девочка, которая ела клей, и мальчик, который верил, что если закрыть глаза, то остальные его не видят. — Она покачала головой. — Я пыталась объяснить ему основы логики, но он только плакал.
    Эдвард и Люси одновременно кашлянули, и Эдвард поспешил добавить:
    — Мы, конечно, понимаем важность социализации...
    — У меня есть друзья, — перебила Камилла. — Эми и Алекс с нашей улицы. Мы строим ракету на заднем дворе. — Она помолчала и добавила: — Пока что она взрывается, но мы работаем над этим.
   — Это... метафорическая ракета? — с надеждой спросил профессор Хендерсон.
   — Нет, обычная, — пожала плечами Камилла. — На воде и пищевой соде. Ничего опасного... ну, почти.
    Доктор Пак внезапно хлопнул в ладоши:
    — У меня есть идея. Камилла, посмотри на эту схему, — он быстро нарисовал на планшете сложную диаграмму. — Это система планирования наших занятий. Как бы ты ее оптимизировала?
    Камилла наклонилась над планшетом, и на ее лице отразилась сосредоточенность. Комната погрузилась в тишину, нарушаемую только покачиванием ног девочки под столом. Через несколько минут она подняла голову:
    — Есть три основные проблемы, — начала она и, взяв стилус, стала быстро рисовать на планшете. — Первое: вы создаете узкие места вот здесь и здесь. Второе: расписание не учитывает биоритмы — теоретические занятия стоят в послеобеденное время, когда концентрация внимания снижается. И третье... — она сделала паузу, — ваша система не предусматривает время для неожиданных открытий.
    — Неожиданных открытий? — переспросил доктор Пак.
    — Ну да, — кивнула Камилла с детской непосредственностью. — Разве не для этого нужна наука? Чтобы находить то, чего вы не ищете?
    Профессора переглянулись. На лице доктора Кляйн появилась легкая улыбка, профессор Хендерсон хмурился, а глаза доктора Пака буквально светились от восторга.
    — Камилла, — медленно произнесла доктор Кляйн, — ты когда-нибудь слышала о парадоксе Ферми?
    — О проблеме отсутствия видимых следов внеземных цивилизаций, несмотря на высокую вероятность их существования? — уточнила Камилла. — Конечно. Но мне кажется, что это не парадокс, а просто недостаток воображения.
    — Недостаток воображения? — профессор Хендерсон поднял брови.
    — Мы ищем то, что можем представить, — пояснила Камилла, поглаживая ухо своего плюшевого медвежонка. — Но настоящие инопланетяне, скорее всего, совсем не похожи на наши представления. Может быть, они здесь, просто в другом... измерении восприятия? — Она пожала плечами. — Или, возможно, мы сами и есть эксперимент инопланетной цивилизации. Я думала об этом в ванной на прошлой неделе.
    Люси бросила паникующий взгляд на мужа, безмолвно спрашивая: «Слишком много?» Эдвард едва заметно кивнул.
    Профессора, однако, казалось, не заметили этого обмена взглядами. Они были поглощены обсуждением между собой, используя полушепот и короткие, отрывистые фразы.
    Наконец, доктор Пак повернулся к Флетчерам:
    — Мы хотели бы посовещаться наедине. Это займет всего несколько минут.
    — Конечно, — кивнул Эдвард, вставая. — Мы подождем в коридоре.
    — Можно я останусь? — спросила Камилла. — Я хочу послушать, что вы обо мне скажете.
    — Камилла! — одернула ее Люси.
    — Нет, правда, — настаивала девочка. — Как я узнаю, над чем мне нужно работать, если не услышу критику?
    — Ты узнаешь, когда мы вернемся и сообщим решение, — твердо сказал профессор Хендерсон.
    Выходя из комнаты, Камилла обернулась и с абсолютной серьезностью произнесла:
    — Учтите, что любое решение создает альтернативную вселенную. В одной из них я уже учусь в Гарварде.

    IV

    В коридоре Эдвард мерил шагами пространство перед дверью, периодически останавливаясь, чтобы взглянуть на часы. Люси сидела на скамейке, нервно перебирая брелоки на связке ключей.    Камилла же с интересом изучала стенд с научными проектами студентов, касаясь пальцами изображений и схем.
    — Как думаешь, они согласятся? — шепотом спросила Люси, когда Эдвард в очередной раз проходил мимо.
    — Не знаю, — вздохнул он, присаживаясь рядом. — С одной стороны, она явно произвела впечатление. С другой... — он бросил взгляд на дочь, которая теперь методично исправляла ошибки в формуле на одном из плакатов, используя карандаш, непонятно откуда взявшийся у нее в руках. — С другой стороны, она... ну... Камилла.
    — Камилла! — воскликнула Люси, заметив, что делает дочь. — Немедленно прекрати!
    Девочка обернулась с видом оскорбленной добродетели:
    — Но мама, там ошибка в третьем знаке после запятой. Это может привести к катастрофе в эксперименте.
    — Это не повод портить чужую работу, — строго сказала Люси, вставая и забирая карандаш. — Извинись.
    — Перед кем? — искренне удивилась Камилла. — Перед плакатом?
    — Перед... — Люси запнулась, не зная, что ответить. — Просто больше так не делай.
    Камилла пожала плечами:
    — Хорошо. Но когда эксперимент взорвется, я скажу «я же говорила».
    Эдвард тяжело вздохнул, опускаясь обратно на скамейку:
    — Знаешь, что сказал доктор Стен на нашей последней встрече? Что жизнь с Камиллой — это как постоянный философский диспут с оппонентом, которого не существовало еще семь лет назад.
    — И который любит мультфильмы про единорогов, — добавила Люси с нежной улыбкой, глядя на дочь, которая теперь внимательно изучала график осеннего расписания на стенде.
    — Она невозможная, — сказал Эдвард, — и я бы не выдержал ни дня в этой программе, если бы был профессором.
    — И все-таки... — Люси смотрела на Камиллу с гордостью, которую не могла скрыть, — она удивительная, правда?
    Эдвард проследил за ее взглядом. Их дочь стояла у окна, наблюдая за игрой света в стеклянной призме, подвешенной в фойе, и ее лицо было озарено той чистой, невинной радостью открытия, которая бывает только у детей, впервые видящих радугу.
    — Да, — тихо согласился он. — Удивительная.
    Дверь конференц-зала открылась, и в коридор вышел доктор Пак.
    — Семья Флетчер? Мы готовы объявить наше решение.
    Флетчеры снова заняли свои места за столом. Профессора сидели с непроницаемыми лицами, только доктор Пак нервно постукивал пальцами по столешнице.
    — После тщательного обсуждения, — начал профессор Хендерсон официальным тоном, — мы пришли к определенному решению относительно кандидатуры Камиллы Флетчер.
    Люси непроизвольно схватила Эдварда за руку под столом.
    — Технически, — продолжил профессор, поправляя очки, — Камилле еще рановато для участия в нашей программе.
    Эдвард почувствовал, как его плечи опускаются — смесь разочарования и, в то же время, небольшого облегчения.
    — Однако, — вмешалась доктор Кляйн с легкой улыбкой, — мы просто обязаны посмотреть, что из этого выйдет.
    Наступила пауза, во время которой смысл сказанного медленно доходил до Флетчеров.
    — Вы имеете в виду... — начала Люси.
    — Мы принимаем Камиллу в программу STEM, — подтвердил доктор Пак с энтузиазмом. — С условием прохождения испытательного семестра и регулярных консультаций с нашим психологом.
    Камилла выпрямилась на стуле и серьезно посмотрела на каждого из профессоров:
    — Спасибо за доверие. Я постараюсь его оправдать, — сказала она с такой искренностью и зрелостью, что на мгновение в комнате повисла удивленная тишина.
    Эдвард откашлялся и выдавил:
    — Технически ей рановато, но вы просто обязаны посмотреть, что из этого выйдет? — Он покачал головой. — Иными словами, теперь не только мы будем мучиться?
    Профессор Хендерсон поджал губы, но в его глазах мелькнула искра веселья:
    — Я бы не стал это так формулировать, мистер Флетчер.
    — А мне нравится эта формулировка, — заметила Камилла с задумчивым видом. — Очень экономит слова. Папа всегда говорит, что надо быть лаконичным.
    Люси посмотрела на свою дочь — маленькую девочку с огромными глазами, в которых, казалось, отражались звезды и галактики, — и вздохнула:
    — Надеюсь, университет переживет этот эксперимент.
    Доктор Кляйн рассмеялась:
    — О, не беспокойтесь, миссис Флетчер. У нас есть опыт работы с... нестандартными студентами.
    — Но не с такими нестандартными, — едва слышно пробормотал профессор Хендерсон, заставив доктора Пака подавить улыбку.
    — Когда мы начинаем? — спросила Камилла, явно готовая приступить.
    — На следующей неделе, — ответил доктор Пак. — Мы отправим вам все необходимые документы и расписание.
    — Отлично, — сказала Камилла, кивая. — Я уже начала думать над проектом.
    — Проектом? — переспросил профессор Хендерсон, слегка насторожившись.
    — Да, — ответила Камилла, как будто это было само собой разумеющимся. — Я хочу создать алгоритм, который поможет оптимизировать процесс обучения.
    Профессора обменялись взглядами.
    — Это... амбициозно, — осторожно сказала доктор Кляйн.
    — Амбиции — это хорошо, — добавил доктор Пак, пытаясь скрыть свое восхищение.
    — Ну что ж, — сказал Эдвард, вставая, — похоже, у нас есть неделя, чтобы подготовиться.
    — Включая моральную подготовку... Насколько это вообще реально, — добавила Люси, поднимаясь.
    Они попрощались с профессорами и вышли из аудитории. В коридоре Камилла шла между родителями, держа Лапласа в одной руке и лист бумаги с набросками своего проекта — в другой.
    — Родители, — сказала она, глядя на них своими большими глазами, — вы знаете, что это только начало?
    — Да, дорогая, — ответила Люси, обнимая ее за плечи. — Мы знаем.
    Эдвард вздохнул, но в его глазах читалась гордость.
    — Ну что ж, — сказал он, — похоже, нам придется привыкнуть к тому, что наша дочь — это не просто ребенок, а целая научная революция.
    Камилла улыбнулась и взяла их за руки.
    — Не волнуйтесь, — сказала она. — Я всегда буду вашей дочкой. Просто... с дополнительными функциями.
    Люси и Эдвард рассмеялись, и в этот момент они поняли, что, несмотря на все трудности, они справятся. Ведь у них была Камилла — их маленькая, но бесконечно большая загадка.
    Вечером, вернувшись домой, Люси и Эдвард сидели на крыльце, наблюдая, как Камилла играет в саду. Она что-то строила из веток и листьев, разговаривая с Лапласом.
    — Ты думаешь, мы справимся? — спросила Люси.
    — Не знаю, — ответил Эдвард. — Но одно я знаю точно: с ней никогда не будет скучно.
    Люси улыбнулась и взяла его за руку. Они сидели так, наблюдая за своей маленькой «природной аномалией», и впервые за долгое время почувствовали, что, возможно, все будет хорошо.
    Камилла, тем временем, подняла голову и посмотрела на них.
    — Родители, — сказала она, — вы знаете, что звезды — это просто свет из прошлого?
    Люси и Эдвард засмеялись.
    — Нет, дорогая, — ответила Люси. — Но, может быть, ты расскажешь нам об этом завтра?
    Камилла кивнула и вернулась к своей игре. А на небе зажглись первые звезды, освещая Мэйпл Стрит мягким светом.