Проверка на гениальность
I
Камилла сидела на краю кровати, скрестив ноги, и внимательно разглядывала схему, нарисованную на обратной стороне оторванного куска обоев. Лаплас, ее потрепанный плюшевый медвежонок с одним пришитым глазом, тихо сидел рядом, будто тоже вникал в суть проблемы. Солнечный луч, пробивавшийся сквозь полузакрытые шторы, подсвечивал хаотичные линии и формулы, напоминавшие то ли чертеж антигравитационного двигателя, то ли рецепт торта с тр игонометрией вместо сахара.
— Если пространство искривлено, — пробормотала она, обводя карандашом особенно загадочный участок схемы, — то почему мы не проваливаемся в эти дыры?
Люси, проходившая мимо с чашкой кофе, в которой плавало три ложки сахара (ровно столько, сколько нужно для утра после бессонной ночи из-за очередного «проекта» Камиллы), остановилась, закатив глаза.
— Потому что гравитация, солнышко.
— Но гравитация — это просто слово, — возразила Камилла, не отрывая взгляда от схемы. — Как «любовь» или «бутерброд». Ты говоришь «гравитация», и все кивают, но никто не знает, почему она есть.
Люси замерла, чувствуя, как ее мозг медленно скрипит, пытаясь найти хоть что-то в закромах школьного курса физики.
— Может, спросишь у папы?
— Папа скажет: «Потому что так устроена Вселенная», — передразнила Камилла, склонив голову набок. — А потом добавит что-нибудь про Эйнштейна и уйдет, потому что боится, что я задам следующий вопрос.
Люси вздохнула и пошла на кухню, где Эдвард, в идеально отглаженной рубашке и с видом человека, который вот-вот откроет тайну мироздания, пытался починить сломавшийся тостер.
— Наш ребенок снова размышляет о природе пространства-времени, — сообщила она, хватая со стола плитку шоколада.
— Прекрасно, — буркнул Эдвард, тыкая отверткой в недра прибора. — Может, она еще и тостер починит?
— Она уже пробовала. Потом сказала, что «этот прибор — оскорбление термодинамики» и ушла рисовать чертеж вечного двигателя.
Эдвард закрыл глаза, мысленно считая до десяти.
— Напомни, почему мы согласились отдать ее в эту программу для вундеркиндов?
— Потому что она сказала: если мы не найдем ей «интеллектуально стимулирующую среду», она создаст свою. И пустит туда только тех, кто сдаст ей тест на мышление.
— Ах, да, — пробормотал Эдвард. — Этот момент я старательно вытеснял из памяти.
В дверях появилась Камилла, держа в руках Лапласа и новую схему, на этот раз нарисованную на салфетке.
— Я придумала, как улучшить тостер, — объявила она.
— Какой прекрасный день, — вздохнула Люси.
II
Серебристый Volvo петлял по улицам Бостона, пока Камилла, прижавшись лбом к стеклу, наблюдала за мелькающими зданиями.
— Ты не передумала? — спросил Эдвард, бросая взгляд в зеркало заднего вида. — Там будут дети постарше. Может, тебе будет… сложно.
— Сложно будет им, — невозмутимо ответила Камилла. — Они думают, что умные, но не задают правильных вопросов.
— Каких, например? — поинтересовалась Люси.
— Ну вот, — Камилла оторвалась от окна. — Все спрашивают «как работает гравитация?», но никто не спрашивает «почему она вообще есть?».
— Потому что это бессмысленный вопрос, — сказал Эдвард.
— Все вопросы бессмысленны, пока кто-то не найдет ответ, — парировала Камилла.
Люси и Эдвард переглянулись.
— Она цитирует кого-то, или это ее собственное? — прошептала Люси.
— Боюсь, это ее, — так же тихо ответил Эдвард.
Кампус программы STEM выглядел как гибрид футуристического музея и лаборатории сумасшедшего ученого: стеклянные стены, открытые пространства с хитросплетениями проводов, экраны, на которых бежали формулы, и несколько подростков, сгрудившихся вокруг робота, напоминавшего помесь пылесоса и марсохода.
— Выглядит… стерильно, — заметила Люси.
— Стерильно — это когда нет бактерий, — поправила Камилла. — А здесь просто скучно.
Эдвард, чувствуя, как нарастает тревога, сжал ее плечо.
— Ты уверена, что хочешь здесь остаться?
Камилла посмотрела на здание, потом на родителей, потом снова на здание.
— Нет. Но я останусь.
— Почему?
— Потому что иначе вы будете волноваться, что я чего-то не попробовала.
Люси прикусила губу. Иногда Камилла читала их мысли с пугающей точностью.
III
Аудитория напоминала лабораторию из фантастического фильма: столы, заваленные микросхемами, доски, исписанные уравнениями, и три подростка, которые, судя по их позам, явно считали себя повелителями этого маленького царства науки.
Профессор Хендерсон, высокий, худощавый мужчина с очками на кончике носа, представил Камиллу:
— Это ваша новая… коллега.
Трое мальчиков переглянулись.
— Ей шесть, — сказал Джейсон, инженер-самоучка, скептически оглядывая Камиллу с ног до головы.
— Шесть и три месяца, — уточнила Камилла.
— Ты знаешь, что такое интеграл? — спросил Лео, не отрываясь от тетради, в которой он выводил какие-то загадочные символы.
— Это площадь под кривой, — ответила Камилла. — Но мне больше нравится думать, что это как сложить все маленькие кусочки чего-то, чтобы понять целое.
Лео медленно поднял на нее глаза.
— А ты можешь решить это? — Он толкнул в ее сторону листок с уравнением, над которым, судя по пометкам, бился не один день.
Камилла взяла карандаш, нахмурилась и за две минуты исписала половину страницы.
— Вот.
Лео изучил ее решение. Его лицо оставалось каменным, но пальцы слегка дрожали.
— Это… правильно.
Джейсон фыркнул:
— Ладно, математика — это просто числа. А вот можешь собрать вот это?
Он показал ей разобранную плату роботизированной руки.
Камилла взяла детали, повертела в руках и начала соединять. Через пять минут у нее в руках была готовая схема, причем она добавила пару проводов, которых там изначально не было.
— Так лучше, — сказала она. — Теперь сигнал идет быстрее.
Джейсон открыл рот, но ничего не сказал.
Оскар, хакер с вечно хищным блеском в глазах, ухмыльнулся:
— А взломать сервер сможешь?
— Зачем? — спросила Камилла.
— Ну… чтобы доказать, что можешь.
— Это глупо, — сказала она. — Если ты можешь что-то сломать, лучше придумай, как это улучшить.
Оскар замер.
— Ты… серьезно?
— Конечно. Взламывать — это как ломать игрушки. А создавать — это как придумывать новые.
Профессор Хендерсон кашлянул:
— Кажется, мы можем начать занятия.
IV
Профессор Хендерсон щелкнул указкой по проектору, и на экране появилась сложная топологическая диаграмма.
— Сегодня мы разберем теорему Брауна-Тарского, — объявил он, бросая оценивающий взгляд на Камиллу. — Хотя, возможно, не все здесь смогут понять материал.
Камилла, сидевшая между Лео и Оскаром, даже не подняла глаз от блокнота, где дорисовывала схему чего-то, напоминавшего квантовый компьютер из скрепок и фольги.
— О, теорема о парадоксальном разбиении шара! — вдруг воскликнула она. — Это когда один шар можно разрезать на части, а потом собрать из них два таких же шара!
Хендерсон замер с открытым ртом. Лео уронил карандаш.
— Откуда ты.
— В книжке про фракталы было, — пожала плечами Камилла. — Только там не объяснили, почему это нельзя сделать с апельсином.
В дверях аудитории появился профессор Мортон — лохматый, с выпученными глазами и вечно взъерошенными седыми волосами, в лабораторном халате, испачканном чем-то подозрительно зеленым. Он напоминал ученого, который только что пережил небольшой взрыв, но остался доволен результатами.
— Хендерсон! — прогремел он. — Ты опять мучаешь детей скучными теоремами? Дайте им что-нибудь взорвать!
— Мы не взрываем...
— А вот и неправда! — Мортон достал из кармана дымящуюся пробирку. — Вчера в 3:14 утра я взорвал чайник! Правда, миссис Паркер с третьего этажа до сих пор не может найти своего кота...
Камилла засияла.
— Вы взорвали чайник? Намеренно?
— Конечно! Хотел проверить, можно ли заварить чай при помощи ядерного синтеза!
— И?
— Получился ужасный чай, — вздохнул Мортон. — Зато теперь у меня есть отличная теория о квантовом заваривании!
Хендерсон закрыл лицо руками.
— Мортон, у нас занятия...
— О, да это же новая девочка! — профессор подскочил к Камилле, рассматривая ее с любопытством, будто редкий экспонат. — Говорят, ты можешь решить уравнение Шредингера быстрее, чем кот выберется из коробки?
— Я не знаю, — честно ответила Камилла. — Но могу попробовать, если дадите коробку и кота.
Мортон захохотал так, что с потолка посыпалась штукатурка.
— Мне нравится эта девочка! Хендерсон, я забираю ее к себе!
— Она здесь первый день!
— А у меня как раз есть проект с антигравитационными кексами!
Камилла насторожилась.
— Кексы не могут левитировать.
— А вот и могут! — Мортон вытащил из другого кармана слегка обгоревший кекс, который действительно дрожал в воздухе. — Правда, они немного радиоактивны...
— Достаточно! — взорвался Хендерсон. — Мы продолжаем лекцию!
V
После занятий трое мальчиков окружили Камиллу.
— Ладно, ты знаешь теорию, — сказал Джейсон. — Но настоящий инженер должен уметь делать что-то руками.
Он кивнул в сторону мастерской, где на столе лежали детали для сборки небольшого робота.
— Даю тебе час.
Камилла осмотрела детали, потом неожиданно сунула руку в карман и вытащила несколько скрепок, резинок и батарейку от часов.
— Мне хватит двадцати минут.
Лео, наблюдавший за этим, хмыкнул:
— Вероятность успеха при таких исходных данных — 0,0001%.
— Вероятность — это просто цифры, — ответила Камилла, уже скручивая провода. — А реальность — это когда ты берешь и делаешь.
Через 18 минут на столе сидел маленький робот, собранный не только из деталей Джейсона, но и из ее «запасов». Он неуверенно поднялся, пискнул и... развернулся к Джейсону, демонстративно показав ему язык (если у робота вообще может быть язык).
— Он... он меня обозвал? — растерялся Джейсон.
— Нет, — сказала Камилла. — Он тебе улыбнулся. Просто у него плохо с механикой лица.
Оскар, до этого молча наблюдавший, наконец не выдержал:
— Ладно, последний тест.
Он развернул ноутбук, где мигало окно с каким-то сложным кодом.
— Это мой последний проект. Сможешь найти уязвимость?
Камилла посмотрела на экран, потом на Оскара, потом снова на экран.
— Зачем?
— Чтобы доказать...
— Нет, — перебила она. — Зачем ты это делаешь?
Оскар растерялся.
— Ну... это же круто! Взломать систему...
— Но это же не игра, — тихо сказала Камилла. — Где-то там сидят люди, которые потом будут чинить то, что ты сломал.
Наступила тишина. Даже Лео перестал что-то писать в своей тетради.
— Ты... серьезно?
— Конечно. Если ты такой умный, — Камилла ткнула пальцем в экран, — то сделай так, чтобы их система стала лучше. А не просто сломай ее.
Оскар задумался. Впервые за долгое время он смотрел на свой код не как на оружие, а как на... что-то другое.
VI
После испытаний профессор Хендерсон объявил перерыв, и группа разбрелась по коридорам. Камилла собиралась достать из рюкзака яблоко, когда Оскар нерешительно тронул ее за плечо.
— Эй. Пойдем в кафе?
Она подняла глаза. Лео и Джейсон стояли рядом, избегая прямого взгляда, но явно ожидая ее ответа.
— Ладно, — кивнула она, пряча яблоко обратно.
Университетское кафе «Квант» было заполнено шумом студентов, но в дальнем углу нашелся свободный столик. Камилла забралась на стул, едва доставая ногами до перекладины, и осмотрела меню.
— Здесь есть горячий шоколад с зефирками?
— Только не бери его, — предупредил Джейсон. — В прошлый раз у меня после него три часа тряслись руки.
— Потому что ты выпил четыре чашки, — заметил Лео.
— Это был научный эксперимент!
Камилла заказала шоколад (с одной зефиркой) и наблюдала, как мальчики раскладывают на столе свои «сокровища»: Лео — исписанную формулами салфетку, Джейсон — миниатюрного робота-паука, Оскар — ноутбук с наклейкой «Я знаю, где ты живешь».
— Так, — Оскар повернул экран к Камилле. — Если не взламывать, то... что с этим делать?
Она наклонилась, разглядывая код.
— Вот здесь можно сделать проверку на ошибки. А тут — добавить подсказки для пользователей.
— Подсказки? — он поморщился. — Это же скучно.
— Нет, если они смешные.
— Например?
Камилла задумалась.
— «Ошибка 404. Ваши котики сбежали в параллельную вселенную. Нажмите клавишу "F", чтобы оплатить выкуп».
Оскар фыркнул, но пальцы уже застучали по клавиатуре.
— Ладно, попробую...
Лео вдруг протянул Камилле салфетку.
— А это ты можешь упростить?
Она изучила уравнение.
— Тут можно заменить три шага одним.
— Как?
— Вот так. — Она дорисовала символ, и Лео замер, будто увидел магическое заклинание.
— Это... элегантно.
Джейсон кашлянул.
— Ладно, а моего паука можешь улучшить?
Камилла взяла робота, покрутила в руках и вдруг разобрала его на части.
— Эй!
— Подожди. — Она переставила шестеренки, соединила провода по-новому и вернула ему. — Теперь он может не только ходить, но и...
Паук подпрыгнул и уцепился за край чашки Джейсона.
— ...карабкаться.
Джейсон осторожно потрогал свое творение.
— Как ты догадалась?
— У тебя на руке следы от пайки, — сказала Камилла. — Значит, ты пробовал делать что-то с моторами. Но боялся сломать.
— Ага, — он неловко улыбнулся. — В прошлый раз у меня сгорел весь проект.
— Потому что ты не спрашивал помощи.
Наступила пауза. Трое мальчиков переглянулись.
— Вообще-то, — начал Оскар, — мы не должны были тебя принимать.
— Я знаю.
— Хендерсон сказал, что ты «аномалия».
Камилла отхлебнула шоколад.
— А вы что думаете?
Лео неожиданно улыбнулся.
— Что ты — единственная, кто задает правильные вопросы.
— Например?
— Например, — вступил Джейсон, — зачем нам вообще все это? Формулы, роботы, код...
— Ну и? — Камилла смотрела на них, и в ее глазах отражались десятки звезд, которые она, возможно, однажды откроет.
— Потому что это весело? — неуверенно предположил Оскар.
— Потому что это меняет мир, — поправил Лео.
— Потому что иначе скучно, — заключила Камилла.
Они сидели втроем против одного шестилетнего ребенка, но впервые за долгое время чувствовали себя... на равных.
VII
Лаборатория профессора Мортона напоминала архив забытых открытий: стеллажи, заставленные приборами с табличками «Не трогать! (Серьезно)», доска, исписанная формулами с пометками «Проверить???» на полях, и в центре — массивный стол, заваленный механизмами неясного назначения. Сам профессор, в потрепанном лабораторном халате и очках в тонкой металлической оправе, возился с чем-то, напоминавшим гибрид микроскопа и кофеварки.
— Ага! — воскликнул он, заметив Камиллу в дверях. — Моя новая жертва— то есть, коллега! Проходи, не бойся.
Камилла вошла, держа Лапласа под мышкой.
— Что это? — она указала на устройство, из которого медленно капала фиолетовая жидкость.
— Теоретически — генератор темной материи. Практически — причина, почему уборщица больше не заходит в мой кабинет.
Он снял очки, протер их краем халата и пристально посмотрел на Камиллу:
— Хендерсон говорит, ты перевернула его группу с ног на голову за один день.
— Они сами перевернулись, — пожала плечами Камилла. — Я просто показала, где находится «верх».
Мортон рассмеялся, но без безумного хохота — скорее, теплое, глуховатое покашливание.
— Ну что ж, раз ты здесь… Поможешь мне с кое-чем «по-настоящему» сложным.
Он подвел ее к стенду, где на амортизирующей платформе лежал невзрачный металлический шар.
— Знакомься: самый скучный объект во Вселенной.
— Это… просто шар.
— «Кажется», что просто, — поправил ее Мортон. — Но он ведет себя странно.
Он включил прибор, и шар… завис в воздухе, словно невидимая рука держала его на одном месте.
— Антигравитация? — оживилась Камилла.
— Ха! Если бы. — Мортон выключил установку, и шар упал с глухим стуком. — Он просто «не подчиняется» стандартным уравнениям. Каждый раз, когда я вычисляю траекторию его движения, он делает что-то неожиданное.
— Может, он просто не любит, когда его считают?
— Вот! — профессор ткнул пальцем в воздух. — Ты попала в точку. Возможно, мы имеем дело с квантовым эффектом наблюдателя… или он просто издевается надо мной.
Камилла подошла ближе, склонив голову:
— А если попробовать не считать его, а… сыграть с ним?
— …Объясни.
— Ну, — она потрогала шар, и он слегка качнулся, — вы все время пытаетесь «контролировать» его. А что, если дать ему выбор?
Мортон замер, будто она произнесла магическое заклинание.
— Ты предлагаешь «свободу воли для шарика».
— Нет, — поправила Камилла. — Я предлагаю предположить, что у него есть правила, которых мы не понимаем.
Профессор медленно улыбнулся.
— Знаешь, я три года бился над этой проблемой. А ты только что сформулировала гипотезу, которую я даже не рассматривал.
Он схватил блокнот и начал что-то яростно записывать, бормоча:
— Если добавить стохастический элемент… да, и варьировать частоту…
Камилла наблюдала, как его расчеты превращаются в странные узоры, напоминавшие то ли формулы, то ли карту звездного неба.
— Вы рисуете?
— Нет, — он отложил карандаш. — Я «слушаю», как Вселенная шепчет мне на языке математики. Иногда… стоит просто перестать доказывать, что ты прав, и услышать ответ.
Они сидели в тишине, нарушаемой только тиканьем странных приборов, и Камилла впервые за день чувствовала себя на своем месте.
— Профессор…
— Да?
— А если шар действительно «издевается» над вами?
Мортон хмыкнул:
— Тогда, дорогая моя, нам придется признать, что мы имеем дело с первым в мире ученым-троллем. И это… — он взглянул на шар, который вдруг без причины перекатился на край стола, — …будет «великим» открытием.
VIII
Серебристый Volvo плавно катился по вечерним улицам Бостона. Камилла, уткнувшись носом в стекло, следила, как фонари превращаются в золотые нити на мокром асфальте. Лаплас сидел у нее на коленях, один глаз пришитый, второй — будто подмигивал отражениям.
— Ну как твой день? — спросила Люси, поворачиваясь с переднего сиденья.
— Хорошо, — Камилла провела пальцем по каплям дождя на стекле. — Профессор Мортон говорит, что во Вселенной больше вопросов, чем ответов.
— Это... обнадеживает, — пробормотал Эдвард, крепче сжимая руль.
— А еще мы с шариком подружились.
— С каким шариком? — насторожилась Люси.
— С тем, который не слушается уравнений.
Эдвард и Люси переглянулись. В их безмолвном диалоге явно читалось: «Спросим позже. Возможно, никогда».
Машина свернула на знакомую улицу. Здание кабинета Стена — старинное, с высокими окнами и вывеской «Психологическая практика» — выглядело особенно мрачным в этот дождливый вечер.
— Ты готова? — спросил Эдвард, выключая двигатель.
Камилла прижала Лапласа к груди:
— Он боится.
— Кто?
— Доктор Стен.
— ...Почему?
— Потому что сегодня он будет отвечать на мои вопросы.
Люси замерла с рукой на дверной ручке:
— Камилла, доктор Стен — это...
— ...человек, который сам себе врет, — закончила девочка, выскальзывая из машины. — Я видела его зрачки в прошлый раз.
Родители выключили мотор и затихли, прислушиваясь к шуму дождя на крыше.
— Нам нужен отпуск, — сказала Люси.
— От чего?
— От прозрений.
IX
Кабинет психолога был залит мягким янтарным светом настольной лампы. Тени от книжных шкафов тянулись по стенам, будто пытаясь прочесть названия на корешках. Доктор Стен сидел в своем кресле, безупречный, как всегда, но сегодня его блокнот лежал закрытым — редкий знак неуверенности.
Камилла устроилась на диване, усадив Лапласа рядом. Игрушка занимала ровно треть пространства, будто тоже была полноправным участником сессии.
— Итак, — начал Стен, — как прошла ваша неделя?
— Продуктивно, — ответил Эдвард. — Если под «продуктивно» подразумевать «нашу дочь, переворачивающую научные парадигмы».
— Камилла, — Стен повернулся к ней, — расскажи, чем ты занималась?
Она задумалась, болтая ногами, которые еще не доставали до пола.
— Я узнала, что некоторые вещи не хотят подчиняться. Даже если очень стараться.
— О чем именно ты?
— О шарике профессора Мортона. И о правилах.
Стен слегка наклонил голову:
— Каких правилах?
— Всех. — Камилла посмотрела прямо на него. — Почему взрослые всегда уверены, что знают, как все должно быть?
В воздухе повисло молчание. Даже Лаплас, казалось, затаил дыхание.
— Это... интересный вопрос, — осторожно сказал Стен.
— Не интересный. Важный.
Люси нервно переплела пальцы:
— Доктор, она всю дорогу говорила о каком-то шарике, который...
— Не слушается уравнений, — закончила Камилла. — Потому что уравнения — это просто слова. А он — настоящий.
Стен медленно откинулся в кресле. Его пальцы постукивали по подлокотнику, будто ища невидимые клавиши.
— Ты хочешь сказать, что правила иногда... ошибаются?
— Нет. — Камилла покачала головой. — Они просто не успевают за тем, что происходит на самом деле.
Эдвард тихо ахнул. В его глазах мелькнуло что-то вроде гордости и ужаса одновременно.
— Доктор, — вмешалась Люси, — мы не понимаем, как... воспитывать ее. Она не просто задает вопросы — она ставит под сомнение все.
Стен взял свой блокнот, открыл его, затем снова закрыл.
— Возможно, вопрос не в том, как воспитывать Камиллу, — сказал он неожиданно тихо, — а в том, готовы ли вы позволить ей воспитать вас.
Камилла повернула голову к окну, где дождь рисовал на стекле временные узоры.
— Доктор Стен.
— Да?
— Вы когда-нибудь видели, как капли дождя сливаются?
— ...Нет, не задумывался.
— Они находят друг друга, — прошептала она, — даже если никто не написал для них правил.
В кабинете стало так тихо, что было слышно, как тикают часы на стене — старинные, с маятником, подарок от первого пациента много лет назад.
— Знаешь, — Стен вдруг улыбнулся, впервые за сеанс, — мне кажется, сегодня не я проводил терапию.
Камилла ответила ему взглядом, в котором светилась вся глубина детской мудрости:
— Все равно спасибо. За то, что слушали.
На обратном пути в машине царило молчание. Только Лаплас, прижатый к окну, будто наблюдал, как мир за стеклом становится чуть менее предсказуемым, чем казался утром.
X
Дверь закрылась за семьей Флетчеров с тихим щелчком. Доктор Стен остался один в своем кабинете, где даже воздух, казалось, все еще вибрировал от детских вопросов. Он взял блокнот, перечитал последнюю запись и добавил под ней:
«Сегодня я встретился с самым проницательным умом в своей практике. Ей шесть лет. Она не оспаривает мои методы — она просто показывает, что за их границами лежит целый мир, который я перестал замечать. Возможно, мы все давно переросли тесные рамки своих правил, но боимся в этом признаться.
Камилла не нуждается в терапии. Она — живое напоминание о том, что настоящая психология начинается там, где заканчиваются учебники.
Завтра я изменю расписание. И, кажется, начну с вопроса: «А что, если дождь действительно знает, как ему падать?»
Он закрыл блокнот, снял очки и потер переносицу. За окном дождь стихал, оставляя на асфальте отражения фонарей — тысячи маленьких солнц, каждое со своей траекторией.
Где-то в городе серебристый Volvo увозил Камиллу домой. Где-то профессор Мортон, вероятно, спорил с непослушным шариком. А в старинном здании на четвертом этаже взрослый мужчина, посвятивший жизнь разгадыванию чужих мыслей, впервые за долгие годы чувствовал себя... учеником.
На столе перед ним лежал забытый карандаш. Доктор Стен поднял его, повертел в пальцах — и неожиданно улыбнулся.
Завтра он купит новые блокноты. Побольше.