Психотерапевтический кризис доктора Стена
I
Старое здание, в котором находился кабинет доктора Стена, возвышалось над узкой улочкой в центре Бостона, как застывшее воспоминание о временах, когда психоанализ был скорее искусством, чем наукой. Его каменный фасад с колоннами и витиеватыми барельефами словно предупреждал посетителей: здесь вас ждет не только терапия, но и испытание.
На четвертом этаже этого здания, в просторном кабинете, выдержанном в светло-бежевых тонах, доктор Стен принимал своих пациентов. Книжные шкафы вдоль стен напоминали о времени, когда бумажные книги были единственным способом хранения знаний. Кожаные кресла, запах выдержанного дерева, мерный тик старинных настенных часов — здесь все дышало традицией.
— Итак, мистер Флетчер, вы говорите, что вас раздражает, когда Люси оставляет чашку на пианино? — голос доктора Стена был ровным, с легкой ноткой скуки, словно он уже тысячу раз слышал подобное.
— Да. Потому что это нарушает систему, — Эдвард скрестил руки на груди, его тон был наполовину возмущенным, наполовину защищающимся.
— Это просто чашка, Эд, — Люси пожала плечами, играя пальцами с прядью волос. — Ты ведешь себя так, будто я приношу в дом хаос.
— Потому что это и есть хаос! — всплеснул руками Эдвард. — Сначала чашка, потом книги на полу, а потом... революция!
Доктор Стен едва заметно усмехнулся.
— Ваш страх перед анархией восхитителен, мистер Флетчер. Но скажите, неужели одна чашка на пианино действительно разрушает вашу картину мира?
Эдвард открыл было рот для ответа, но его прервала Камилла, сидевшая на кресле с плюшевым медведем на коленях. Она подняла голову и взглянула на доктора Стена так, как будто только что поняла нечто важное.
— У вас очень старые методы, — заявила она спокойно.
Наступила тишина. Эдвард и Люси переглянулись, пытаясь понять, была ли это просто детская дерзость или нечто большее.
— В каком смысле, Камилла? — наконец спросил доктор Стен.
— Вы думаете, что взрослые хотят решать проблемы, но на самом деле они просто хотят говорить о них, — Камилла пожала плечами. — Если бы вы были хорошим врачом, вы бы не позволяли им так долго обсуждать чашку.
Доктор Стен нахмурился.
— И что же, по-вашему, я должен был сделать?
Камилла поджала губы, затем взглянула на Эдварда и Люси.
— Сначала сказать, что их спор бесполезен. Потом предложить им новую чашку, которая будет стоять на особой полке. Так они оба будут довольны.
Эдвард откинулся на спинку кресла, Люси подавила смешок. А доктор Стен впервые за долгое время почувствовал, что его методы действительно могли быть устаревшими.
После сессии доктор Стен долго сидел в своем кабинете, задумчиво разглядывая потолок. Он всегда гордился своим опытом, своей способностью находить ключи к человеческой психике. И вот, шестилетняя девочка буквально за несколько минут поставила под сомнение весь его подход.
Конечно, он мог бы списать это на детскую непосредственность. Но Камилла была не просто ребенком. Ее аналитический ум, способность видеть суть проблемы и даже предвосхищать возможные решения... Это было впечатляюще.
Доктор Стен невольно вспомнил, как его обучали в университете. Как преподаватели говорили, что психоанализ — это процесс, а не результат. Что самое важное — это диалог, развернутая картина эмоций, а не мгновенные решения.
Но, может быть, Камилла права? Может, он действительно застрял в методах старой школы, слишком много внимания уделяя процессу и слишком мало — сути?
Тик—так, тик—так.
Настенные часы отмеряли секунды, пока доктор Стен сидел в кресле, впервые за много лет ощущая легкую неуверенность.
Поздним вечером, запирая дверь кабинета, он бросил последний взгляд на темное окно. Где-то внутри него поселилось странное чувство. Оно было похоже на вызов.
Может быть, Камилла была права.
Может быть, пришло время встряхнуться.
II
Камилла сидела на ковре, окруженная листками бумаги, исписанными мелким, удивительно аккуратным почерком. Она разработала тест. Не обычный психологический опросник с банальными вопросами о предпочтениях и страхах, а нечто большее — инструмент для вскрытия глубинных слоев личности.
Ее тест не просто проверял характер. Он ставил испытуемого перед самим собой, заставлял заглянуть в собственное отражение и задаться вопросом: «а кто там на самом деле?»
— Мама, — Камилла подняла голову. — Пройди его первой.
Люси, растянувшаяся на диване с телефоном, лениво покосилась на протянутый листок.
— Ты серьезно?
— Да.
Люси вздохнула, но все же взяла бумагу. Пробежав глазами первые несколько вопросов, она вдруг тихо фыркнула. Потом снова. А затем разразилась смехом.
— Боже, Камилла! — она покачала головой. — Ты понимаешь, что твои вопросы могут сломать любого взрослого?
Камилла пожала плечами.
— Стену это пойдет только на пользу.
Люси прикусила губу, сдерживая улыбку.
— О'кей, давай посмотрим…
Она снова взглянула на тест и прочитала вслух:
— «Если бы у твоих мыслей был запах, какой бы он был?»
Люси хмыкнула.
— Ну, допустим… ванильный латте, потому что я не представляю утро без кофе.
Камилла слегка покачала головой.
— Это не ответ.
— В смысле?
— Ты описала привычку, а не суть. Запах твоих мыслей — это не кофе. Это что-то, что выражает тебя.
Люси задумалась.
— Ладно… Тогда… смесь дождя и старых книг.
Камилла кивнула.
— Уже ближе.
Люси снова посмотрела в листок.
— «Представь, что ты потеряла память. Какие три слова ты хотела бы услышать первой?»
Она на мгновение замерла, будто этот вопрос задел что-то внутри.
— Эм… Наверное, «тебя любят», «ты важна» и… — Люси задумалась. — «Ты настоящая».
Камилла внимательно наблюдала за ее лицом.
— Почему «настоящая»?
Люси пожала плечами.
— Потому что иногда я сама не уверена, настоящая ли я.
В комнате повисла тишина. Камилла улыбнулась.
— Ты хороший подопытный, — заметила она.
Люси закатила глаза.
— Ну спасибо.
— Теперь пора испробовать этот тест на докторе Стене.
Люси усмехнулась.
— Ну, если он после этого не уволится, я куплю тебе мороженое.
Камилла загадочно улыбнулась. Она знала, что Стен не уволится. Но что-то в нем изменится — обязательно.
III
Доктор Стен положил листок перед собой и поправил очки.
— Ты действительно хочешь, чтобы я это заполнил? — спросил он, скептически глядя на Камиллу.
— Да, — спокойно ответила девочка.
Стен вздохнул и взял ручку.
— Ладно. Но предупреждаю: я делал сотни таких тестов. Психологические опросники — это не более чем набор шаблонных вопросов, призванных загнать личность в удобную систему координат.
— Мой — не такой, — Камилла чуть улыбнулась.
Стен склонился над листом и начал читать.
— «Если бы ты мог стереть один день из своей жизни, какой бы это был день?»
Стен внезапно напрягся.
— Интересный вопрос.
Он задумался. За годы работы он привык анализировать других, но сам он никогда не рассматривал свою жизнь под таким углом. Какой день стереть? Был ли он у него? Или, наоборот, не было ни одного такого, который он мог бы выбросить без сожаления?
Он глубже вдохнул и записал ответ.
Следующий вопрос:
— «Когда ты врешь, кто в тебе врет: разум или сердце?»
Стен нахмурился.
— Довольно провокационная формулировка, Камилла.
— Но ведь ты задумался.
Доктор Стен не ответил. Он и правда задумался.
Дальше.
— «Какое слово ты боишься услышать больше всего?»
Что это за тест? Почему вопросы так цепляют? Он привык видеть тесты, которые строятся на стандартных категориях: интроверт—экстраверт, тревожность, склонность к риску… Но здесь не было очевидных категорий. Этот тест был, скорее, зеркалом, чем фильтром.
Камилла молча наблюдала за его лицом.
Через десять минут доктор Стен отложил ручку.
— Этот тест… — он медленно подбирал слова. — Он работает.
Камилла кивнула.
— Я знаю.
Позже, на встрече с коллегой, доктор Стен пытался сосредоточиться, но его мысли снова и снова возвращались к тесту Камиллы.
— …пациент описывает сильное ощущение нереальности, — говорил его коллега, погруженный в обсуждение случая.
— Какой у его мыслей запах? — вдруг спросил Стен.
Коллега замер.
— Что?
— Запах. Если бы его мысли имели запах, какой бы он был?
Коллега нахмурился.
— Ты где это взял?
Доктор Стен открыл было рот, но замолчал.
Что он мог сказать? Что шестилетняя девочка разработала тест, который заставил его задуматься глубже, чем все годы его практики? Что ее вопросы обнажили слабые места, которые он даже не осознавал?
Он лишь покачал головой и задумчиво посмотрел в окно.
IV
Доктор Стен уже пожалел, что позволил себе использовать вопросы Камиллы в работе. Это произошло случайно, почти неосознанно — словно они сами всплывали в голове, вытесняя привычные профессиональные формулировки. Он не думал, что это приведет к таким последствиям.
Но слухи распространились быстрее, чем он ожидал.
— Стен, ты где это взял? — голос коллеги был резким, почти обвиняющим.
Стен сидел за столом в своем кабинете, а напротив него возвышался доктор Лернер, его давний товарищ по кафедре, с распечатанными листами в руках. На них — вопросы из теста. Теста Камиллы.
— Это что, твоя новая методика? — Лернер внимательно изучал его лицо.
— В каком-то смысле, — осторожно ответил Стен.
Лернер хмыкнул и швырнул листки на стол.
— Ты издеваешься?
Стен нахмурился.
— В чем дело?
— В том, что это гениально, — Лернер указал на листки. — Но это не твое!
Стен почувствовал, как внутри все сжалось.
— Ты хочешь сказать, что я позаимствовал идеи?
— Я хочу сказать, что это не в твоем стиле. Ты всегда был рационалистом, методичным, академичным. А это… — он постучал пальцем по листу, — это бьет в самую суть. Это заставляет людей не просто отвечать, а оголять себя. Такие вопросы мог придумать только человек, который думает… иначе.
Стен промолчал.
— Ну, допустим, — наконец сказал он. — И что ты предлагаешь?
Лернер внимательно посмотрел на него.
— Я предлагаю, чтобы ты сказал правду.
Стен сжал челюсть.
— И что, по-твоему, правда?
Лернер скрестил руки на груди.
— Что это не твое.
В комнате повисла тяжелая тишина.
Всю ночь доктор Стен не мог уснуть. Он метался в постели, прокручивая разговор с Лернером снова и снова.
Он был прав. Этот тест действительно не был его.
Но мог ли он признать это?
Его репутация — годы работы, исследования, публикации — теперь зависела от того, сумеет ли он доказать, что тест является его профессиональной находкой. Но даже самому себе он уже не мог солгать: эти вопросы явно не были из его арсенала.
Он закрыл глаза.
Перед ним возникло лицо Камиллы — спокойное, задумчивое, с легкой улыбкой, полной загадки.
Эта девочка…
Ему казалось, что он контролирует ситуацию. Что он — наблюдатель, исследователь, профессионал.
Но теперь он не был уверен, кто в этой игре был исследователем, а кто — объектом изучения.
V
Люси не собиралась подсматривать. Все вышло само собой — она просто шла по коридору в кладовку, чтобы взять пижаму, когда заметила свет за приоткрытой дверью. В своем кабинете сидел Эдвард, склонившись над столом.
Она уже хотела окликнуть его, но что-то в его позе заставило ее замереть.
Он выглядел… напряженным. Не так, как на собраниях, где любил громко спорить, размахивая руками, а по-настоящему погруженным в себя. В его пальцах был зажат карандаш, которым он медленно обводил что-то на листе.
Люси осторожно сделала шаг ближе, заглянула через плечо — и тут же узнала вопросы.
Тест Камиллы.
— Ты что, ей доверяешь больше, чем мне!? — ее голос прозвучал громче, чем она ожидала.
Эдвард вздрогнул, резко поднял голову.
— Люси?!
Она скрестила руки, прищурилась.
— Объяснись.
Эдвард растерянно сгреб листки в кучу, будто надеялся спрятать их.
— Это… просто любопытство.
— Любопытство? — переспросила она. — Или ты действительно считаешь, что тест шестилетней девочки понимает тебя лучше, чем твои коллеги?
Эдвард смущенно потер шею.
— Слушай, я не собирался… — он вздохнул. — Просто… этот тест работает.
— Работает? — Люси скептически подняла бровь.
— Да, — кивнул он. — Я не знаю, как объяснить, но он… заставляет меня задуматься.
Люси прислонилась к дверному косяку, скрестив ноги.
— Ты хочешь сказать, что Камилла — новый Фрейд?
Эдвард усмехнулся.
— Может быть, новый Жак Лакан.
Они переглянулись.
Люси покачала головой.
— Это безумие.
— А что, если нет? — он взглянул на нее с неожиданной серьезностью. — Что, если этот тест действительно открывает новые механизмы восприятия? Мы тратим годы на разработку методик, а шестилетний ребенок за неделю придумал нечто, что может изменить наш подход к анализу личности.
Она открыла было рот, но не нашла, что сказать.
VI
Кабинет доктора Стена напоминал поле боя. На столе горой лежали исписанные тестовые бланки, на мониторе мерцало незакрытое письмо от декана с заголовком «СРОЧНО ОБЪЯСНИТЕСЬ», а у открытого окна нервно курил (хотя бросил десять лет назад) сам Стен.
— Вы понимаете, что натворили? — он ткнул пальцем в Камиллу, которая спокойно доедала его шоколадку из верхнего ящика. — Ваш тест довел мою аспирантку до истерики!
— Какую именно? — поинтересовалась Камилла, разворачивая фантик. — Ту, что рыдала про «запах гнилых персиков», или ту, что заперлась в туалете?
— Обеих! — Стен сорвал очки. — И это еще цветочки! Лернер теперь требует включить ваш опросник в учебную программу, отдел кадров подал на меня жалобу за «неэтичное воздействие», а мой лучший пациент — тот самый, с фобией голубей — внезапно осознал, что боится вовсе не птиц, а собственной матери!
Камилла задумчиво облизала пальцы.
— Значит, тест работает.
— Это не тест, это психологическая граната! — Стен схватился за голову. — Вы спрашиваете у людей: «Если бы ваша совесть была мебелью, чтобы это было?» КАК НА ЭТО ОТВЕЧАТЬ?
— Диван, — тут же откликнулась Люси, появляясь в дверях с подносом кофе. — Мягкий, удобный и вечно заляпанный чипсами.
— Не помогай! — зашипел Стен.
— О, я еще не начала, — Люси зловеще улыбнулась и шлепнула перед ним папку. — Вот результаты теста у нашего бухгалтера. После вопроса про «три слова для потерявшего память» он уволился, получил расчетные и уехал в Непал. Говорит, ищет себя.
— Прекрасно. Теперь я еще и разрушаю семьи.
— Это катарсис, — заметила Камилла.
Дверь распахнулась с грохотом. На пороге стоял Эдвард с диким взглядом и смятым листком в руках.
— КТО ПРИДУМАЛ ВОПРОС ПРО «ВАШ СТРАХ В ФОРМЕ ПИЦЦЫ»?! Я ТРИ НОЧИ НЕ СПЛЮ!
— Поздравляю, — мрачно сказал Стен. — Вы только что встретили самого себя в зеркале.
VII
Зал заседаний напоминал аквариум для редких видов рыб — стеклянные стены, неестественно синий свет от LED—панелей и шесть пар глаз, неподвижно уставившихся на Камиллу. Девочка сидела на стуле, до блеска отполированном поколениями провинившихся аспирантов, и болтала ногами. Ее кроссовки с единорогами методично стучали по ножке стула, выводя ритм, похожий на азбуку Морзе.
1. Члены комиссии (или «Кто здесь на самом деле в стеклянном доме»)
— Доктор Эвелин Шоу (председатель) — Женщина в строгом костюме цвета «мокрого асфальта», автор учебника «Когнитивные искажения и как на них заработать». Руки сложены перед собой так, будто она вот-вот начнет читать молитву. Или приговор.
— Профессор Маркус Бейн (невролог) — Мужчина с седеющими висками и взглядом человека, который слишком много знает о мозге и слишком мало — о людях. На столе перед ним лежит распечатка теста с пометками «НЕДОПУСТИМО» красным маркером.
— Доктор Лиза Фэрроу (кризисный психолог) — Молодая женщина с теплой улыбкой, за которой скрывалась едва заметная усталость. Ее пальцы нервно перебирают бусы — явно чей-то подарок от «благодарного пациента».
— Доктор Роберт Грант (эксперт по этике) — Сухопарый мужчина, который смотрит на Камиллу так, будто она только что предложила продавать психоделики в школьных столовых.
— И, наконец, доктор Стен — Сидит в углу, стиснув челюсть. Его поза кричала: «Я здесь против своей воли». Но глаза выдавали любопытство.
Три дня назад тест Камиллы слили в университетский чат. Через шесть часов кафедра психологии получила письмо от декана: «Объясните. Немедленно». Через двенадцать — двое аспирантов устроили истерику в библиотеке, крича что-то про «экзистенциальную пиццу». А еще через сутки комиссия собралась экстренно — как санитарный отряд перед эпидемией.
— Мисс Флетчер, — начала Шоу, будто пробуя это имя на вкус. — Ваш... «опросник» вызвал беспрецедентный хаос. Вы осознаете последствия?
Камилла перестала болтать ногами.
— Да.
— И вас это не беспокоит?
— Нет.
— Почему?
— Потому что вы задаете не те вопросы, — Камилла наклонила голову. — Вы спрашиваете «почему», а надо — «зачем».
В зале повисла тишина. Даже кондиционер замер.
— Объясните, — процедил Бейн.
— Вы боитесь, что люди узнают о себе правду. А я — нет.
Фэрроу невольно прикусила губу. Грант побледнел. Шоу медленно выдохнула:
— Вы понимаете, что ваши вопросы могут навредить?
Камилла потянулась к рюкзаку и вытащила листок.
— Вот новый. Ответьте — и решите сами.
Бумага скользнула по столу. Шоу подняла ее и прочла вслух:
— «Опишите свою панику в трех танцевальных движениях».
Грант ахнул. Бейн застыл с открытым ртом. Фэрроу... засмеялась. Тихо, испуганно, но засмеялась.
— Это недопустимо! — рявкнул Грант.
— Почему? — Камилла уставилась на него. — Вы же эксперт по этике. Знаете, что страх — это просто химия.
— Довольно! — Шоу встала. — Заседание окончено.
Комиссия поднялась, как один, и ринулась к выходу. Только Фэрроу задержалась, сунула Камилле в руку конфету и шепнула:
— Мой страх — это вальс. Быстрый и неудержимый.
Когда зал опустел, Стен подошел к Камилле.
— Ну что, — сказал он. — Они остались довольны?
— Не совсем, — Камилла развернула конфету. — Они не ответили на главный вопрос.
— Какой?
— Почему взрослые так боятся правды?
Стен посмотрел в окно. Закат заливал комнату кроваво-красным светом, превращая стеклянные стены в гигантские аквариумы с тенями. Где-то вдали кричала чайка. Или бывший пациент.
— Потому что правда, — медленно сказал Стен, — требует действий. А хаос... он хотя бы честен.
Камилла кивнула и сунула конфету в рот.
— Завтра придумаю новый тест.
Стен закрыл глаза. Где-то в коридоре грохнула дверь. Кто-то закричал. Кондиционер снова заработал.
Они оба знали — это только начало.
VIII
Кабинет декана пахнет дорогим кожаным креслом, лавандовым освежителем воздуха и — если принюхаться — подавленной паникой. На столе, перед Камиллой, лежит толстая папка с криво наклеенной табличкой: «Дело Флетчер К. — Чрезвычайная ситуация». Буква «Ч» съехала вниз, будто тоже пытается сбежать.
Доктор Шоу (постукивая заостренным маникюром по досье):
— Ре-бе-нок... Вы вообще понимаете, что из-за вашего «теста» нам пришлось вводить экстренные психологические консультации... для преподавательского состава?
Камилла (разглядывая сертификат в золоченой раме):
— Вы же сами говорили о необходимости «практического подтверждения теорий». Вот вам и полевое исследование.
За ее спиной доктор Стен резко прикрывает рот ладонью — смешок вырвался невпопад, превратившись в подозрительное покашливание.
Профессор Бейн (срывая голос):
— Это не исследование! Это... (ищет слово) саботаж! Ваш вопрос про «тревогу в виде мебели» вызвал у доцента Лерри приступ клаустрофобии. В лифте!
Камилла (доставая из рукава новый, сложенный вчетверо листок):
— Значит, правильный ответ был — «переставил бы». Хотите усовершенствованную версию? Теперь с вариантами декора.
Доктор Грант (вскакивает так резко, что кресло падает со звуком выстрела):
— Хва-тит! Мы собрались для официального предупреждения, а не... (заикается) не для цирковых представлений!
Доктор Фэрроу (неожиданно мягко, перебирая четки):
— Роберт... Может, сначала выслушаем? Глаза у ребенка... (вдруг замолкает).
Камилла (поднимая на нее взгляд):
— Я просто задаю вопросы. Если они вызывают кризис — значит, кризис уже был. Только спрятан. Как ваш кулон. (указывает на прячущуюся под блузкой цепочку).
Тишина. Даже кондиционер, обычно гудящий басовито, замирает на высокой ноте.
Доктор Стен (неожиданно для себя):
— Она права. Мы годами учимся задавать «правильные» вопросы... А она — (пауза) задает точные.
Доктор Шоу (ногти впиваются в папку):
— Стен! Вы что, на стороне этого... этого...
Стен (смотря в окно, где дождь начинает стучать по стеклу):
— Я на стороне психологии. Даже если она приходит... (бросает взгляд на кроссовки Камиллы) в обуви с единорогами.
Камилла (впервые оживляясь, тянется к столу):
— Вот это — вредно. (берет брошюру «Угадай эмоцию по смайлику»).
Бейн (аплодирует воздуху):
— Бра-во! Стандартную методику раскритиковала! В шесть лет!
Камилла (достает телефон, показывает фото: аспирант в слезах заливает кофе тестовые бланки):
— Подпись: «Я не знаю, грустный это смайл или у него просто мигрень».
Дверь — ба-бах! — распахивается. Люси, задыхаясь, швыряет на стол папку:
— Петиция! Восемьдесят семь подписей студентов!
Грант (хрипит):
— КАКИХ... студентов?!
Люси (вытирая несуществующую пыль с лацкана):
— Психиатрического отделения. Пишут, что это первый тест... (делает паузу) после которого им не хочется глотать таблетки.
Шоу (роняет дорогую ручку):
— Все. Я... (глотает воздух) умываю руки.
Камилла (подает ей упаковку влажных салфеток «Антистресс»):
— Дополнительный вопрос: если бы вы действительно умыли руки... (пауза) изменило бы это ваше решение?
За окном — удар грома. Где-то снизу доносится вопль: «Я понял! Мой страх — это пуфф без чехла!!»
Фэрроу (тихо, но четко):
— Господа... (внезапно улыбается) Нас только что переиграли. В открытую.
Стен (глядя, как дождь смывает надпись на стекле):
— Нет. Нас переиграла сама психология. Просто... (пауза) в неожиданной упаковке.
Камилла молча кладет перед комиссией новый тест. Наверху — детскими буквами: «Для тех, кто готов продолжить».
Первой тянется рука Фэрроу. Ее ногти, замечает Стен, обкусаны.