Тени одиночества в сети: часть 1
Глава 1
Марина Соколова отодвинула чашку холодного кофе и посмотрела на экран монитора, где мерцал курсор в конце строки кода. Часы показывали 1:47 ночи, но время давно потеряло значение в этой квартире, где единственным собеседником был тихий гул компьютера.
В наушниках играла какая-то нейтральная мелодия — не настолько громкая, чтобы мешать работе, но достаточная, чтобы заполнить пустоту. Марина никогда не работала в тишине. Тишина порождала мысли, а мысли вели к вопросам, на которые у нее не было ответов.
— Еще один час, и я закончу базовую версию, — пробормотала она, обращаясь к пустой комнате.
Идея приложения «Планета одиночества» родилась три месяца назад, когда Марина случайно подслушала разговор двух незнакомцев в метро. Мужчина средних лет рассказывал попутчику историю своей жизни — откровенно, без прикрас, с той особенной искренностью, которая возможна только между незнакомыми людьми. Марина тогда подумала: что если создать пространство, где каждый может поделиться своей историей без страха быть узнанным? Место, где люди могут сбросить маски и просто быть собой?
Ее пальцы летали по клавиатуре, добавляя последние штрихи к алгоритму анонимизации. Система должна была работать безупречно — никаких следов, никаких данных, которые могли бы идентифицировать автора. Только история, голая и беззащитная, как новорожденный ребенок.
Марина откинулась на спинку кресла и потерла глаза. Она работала в IT достаточно долго, чтобы понять: чем больше мы общаемся, тем острее ощущаем одиночество. Бесконечные ленты новостей, идеальные фотографии, отретушированные жизни — все это создавало иллюзию общения, но на самом деле только углубляло пропасть между людьми.
«Планета одиночества» должен был стать антитезой этому. Никаких фильтров, никаких лайков, никакой погони за популярностью. Только истории и возможность быть услышанным.
Марина запустила тестовую версию приложения и создала первую запись:
«Иногда я включаю телевизор не для того, чтобы смотреть, а чтобы слышать голоса. Это создает иллюзию, что я не одна в квартире. Наверное, это смешно, но тишина пугает меня больше, чем что-либо другое».
Она отправила сообщение и наблюдала, как оно появилось в общей ленте — без личных данных, без фотографии, с минимальной информацией о пользователе. Интерфейс был минималистичным: черный фон, белые буквы, никаких украшений. Истории должны были говорить сами за себя.
Через неделю у «Планеты одиночества» было уже более тысячи пользователей. Марина не тратила деньги на рекламу — приложение распространялось через сарафанное радио, от одного одинокого сердца к другому. Оказалось, что потребность выговориться была гораздо сильнее, чем она предполагала.
Она сидела в маленьком кафе рядом с домом, просматривая новые истории. Некоторые были банальными, некоторые — пронзительными до слез. Люди писали о неразделенной любви, о потерянных возможностях, о страхах и надеждах.
«Я боюсь, что однажды проснусь и пойму, что потратил жизнь на работу, которую ненавижу, ради денег, которые не делают меня счастливым».
«Мой муж не знает, что я каждый вечер плачу в ванной, чтобы он не слышал. Я не хочу, чтобы он думал, что сделал меня несчастной».
«Иногда я представляю, как было бы, если бы я выбрал другой путь. Другую работу, другой город, другую жизнь. И от этих мыслей становится тяжело дышать».
Марина чувствовала странное удовлетворение, читая эти истории. Как будто она создала что-то настоящее, что-то важное. Не просто еще одно приложение для развлечения, а место, где люди могли найти облегчение.
Телефон завибрировал — сообщение от Дениса, ее бывшего. «Встретимся?» Марина посмотрела на экран с минуту, затем отключила телефон. Сейчас ей не хотелось ни с кем встречаться. Особенно с Денисом, который всегда оставлял после себя ощущение пустоты.
Она вернулась к компьютеру, где ее ждали новые истории. Среди них одна привлекла ее внимание необычной структурой:
«Представьте, что вы просыпаетесь каждое утро и сразу проверяете телефон. Не потому, что вам нужно узнать время или погоду, а потому что вы надеетесь увидеть сообщение от кого-то, кто думает о вас. Но телефон молчит. День за днем. И вы привыкаете к этому молчанию, оно становится частью вашего утреннего ритуала. А потом однажды приходит сообщение. И вы понимаете, что это хуже, чем тишина. Потому что теперь у вас есть надежда. А надежда — самое жестокое из чувств».
История была написана безупречным языком, с идеальным балансом между литературностью и разговорностью. Марина проверила профиль пользователя — он создал аккаунт всего два дня назад, но уже опубликовал пять историй, каждая из которых собрала множество откликов.
Она кликнула на его никнейм — «Лекс». Ничего особенного, никакой информации о себе. Только эти истории, каждая из которых задевала какую-то струну в душе.
— Вы уверены, что не хотите добавить систему оценок? — спросил Кирилл, разработчик, которого Марина наняла для помощи с расширением функционала. — Люди любят рейтинги, это стимулирует активность.
Они сидели в офисе, который Марина арендовала на деньги от первых инвесторов. Приложение росло быстрее, чем она ожидала, и ей пришлось собрать небольшую команду.
— Никаких оценок, — твердо сказала Марина. — Это не соревнование популярности. Здесь нет места для иерархии страданий.
Кирилл пожал плечами.
— Как скажете. Но люди все равно будут искать способ выделиться. Человеческая природа.
Марина знала, что он прав. Уже сейчас некоторые истории получали больше комментариев, чем другие. Несмотря на анонимность, формировалась своеобразная иерархия. Некоторые пользователи становились популярными благодаря своему стилю или эмоциональности историй.
Особенно выделялся Лекс. Его истории всегда были немного необычными, как будто он смотрел на мир под другим углом. Они балансировали на грани между истинным страданием и его художественным осмыслением.
«Самое страшное одиночество — это когда ты окружен людьми, которые смотрят сквозь тебя. Когда ты говоришь, а они кивают, не слыша. Когда ты кричишь, а они улыбаются в ответ. И ты понимаешь, что для них ты — просто декорация в их собственной пьесе».
Марина часто возвращалась к его историям, пытаясь понять, что в них такого особенного. Может быть, их отточенность? Или эмоциональная глубина? Или особый взгляд на обыденные вещи?
Она даже пыталась связаться с ним через систему личных сообщений, но Лекс не отвечал. Это было странно — большинство пользователей с удовольствием общались со своим админом.
— Марина, у нас проблема, — голос Кирилла вырвал ее из размышлений. — Кто-то пытается взломать систему анонимизации.
Марина напряглась. Это было то, чего она больше всего боялась. Если люди потеряют уверенность в анонимности, они перестанут делиться своими историями.
— Насколько серьезно?
— Пока не критично. Но попытки систематические, как будто кто-то методично ищет слабые места.
Марина нахмурилась. Кто мог быть заинтересован в раскрытии личностей пользователей? Конкуренты? Журналисты? Или просто хакеры, которым нравится взламывать системы?
— Усильте защиту. И проследите за активностью этого пользователя.
Кирилл кивнул и вернулся к своему компьютеру. Марина открыла приложение и начала просматривать новые истории. Их становилось все больше, и уже было сложно отследить все.
Ее внимание привлекла одна история, которая казалась странно знакомой:
«Я создал место, где люди могут говорить правду. Но правда ли это? Или всего лишь новая форма лжи, которую мы рассказываем себе, чтобы было не так страшно просыпаться по утрам?»
Марина замерла. Это было слишком похоже на ее собственные мысли. Как будто кто-то залез к ней в голову и вытащил оттуда самые потаенные сомнения.
Она проверила профиль автора — снова Лекс. Это совпадение заставило ее сердце биться быстрее. Кто этот человек? И почему его истории так точно отражают ее собственные страхи?
Вечером, вернувшись домой, Марина открыла бутылку вина и села за компьютер. Она решила написать Лексу напрямую, не через систему сообщений приложения, а через административную панель.
«Здравствуйте, Лекс. Меня зовут Марина Соколова, я создатель "Планеты одиночества". Я читаю ваши истории с большим интересом и хотела бы поговорить с вами. Если вы не против, напишите мне».
Она отправила сообщение и откинулась на спинку кресла. Что-то в этом пользователе не давало ей покоя. Его истории были слишком хороши, слишком точны. Как будто он знал, что именно нужно сказать, чтобы задеть за живое.
Ответ пришел почти мгновенно:
«Здравствуйте, Марина. Я ждал вашего сообщения. Мне нравится ваше приложение. Оно открывает интересные возможности для изучения человеческой природы. Но я думаю, вы еще не до конца понимаете, что создали».
Марина перечитала сообщение несколько раз. Что он имел в виду? И почему он ждал ее сообщения?
«Что именно я создала, по-вашему?» — написала она.
«Зеркало. Но не обычное. Это зеркало показывает не то, что есть, а то, что люди хотят видеть. Они приходят сюда не для того, чтобы поделиться правдой, а чтобы создать новую версию себя. Версию, которая страдает красиво и значительно».
Марина нахмурилась. Это было не то, что она хотела услышать. Ее приложение должно было стать местом искренности, а не еще одной площадкой для самопрезентации.
«Вы циник», — написала она.
«Я реалист. И я могу доказать свою точку зрения. Наблюдайте за своими пользователями. Особенно за теми, чьи истории вызывают наибольший отклик. Вы увидите, как они начнут подстраиваться под ожидания аудитории. Как будут усиливать драматизм, добавлять детали, которые делают историю более яркой. Это не ложь в чистом виде. Это творческая интерпретация реальности».
Марина хотела возразить, но что-то остановило ее. Она и сама замечала эту тенденцию. Некоторые истории действительно казались слишком литературными, слишком продуманными для спонтанных исповедей.
«Кто вы такой?» — спросила она.
«Просто заинтересованный наблюдатель. Но если вам так нужно знать — бывший разработчик нейросетей. Сейчас занимаюсь независимыми исследованиями».
Марина сделала глоток вина. Разработчик нейросетей. Это объясняло отточенность его текстов, их выверенную эмоциональность.
«Что за исследования?»
«Изучаю границы между искусственным и естественным. Между настоящим и воображаемым. Между тем, что мы чувствуем, и тем, что хотим чувствовать».
Марина поморщилась. Он говорил загадками, и это начинало раздражать.
«Конкретнее, пожалуйста».
Ответ пришел не сразу. Марина успела выпить еще бокал вина и даже подумать, что Лекс не ответит вовсе. Но сообщение все-таки появилось:
«Ваше приложение — идеальная площадка для моих экспериментов. Люди приходят сюда, чтобы быть услышанными, но что они на самом деле хотят услышать? Понимают ли они сами, что ищут? Я пытаюсь выяснить пределы веры — насколько абсурдной может быть история, чтобы люди все еще воспринимали ее как правдивую».
Марина почувствовала, как холодок пробежал по спине. Этот человек использовал ее создание для каких-то своих целей, для экспериментов над людьми. Это было неприятно и даже пугающе.
«Я могу заблокировать ваш аккаунт», — написала она.
«Можете. Но сначала спросите себя: разве не интересно узнать результаты? Разве не хотите увидеть, как далеко зайдут ваши пользователи в своей жажде эмоционального опыта?»
Марина нахмурилась. Было что-то соблазнительное в его предложении. Профессиональное любопытство боролось с этическими принципами.
«То, что вы делаете, нечестно по отношению к пользователям».
«А разве честно то, что делаете вы? Создали иллюзию безопасного пространства, где можно выплеснуть свои эмоции. Но что происходит с этими эмоциями дальше? Они становятся контентом, который потребляют другие. Страдание превращается в развлечение».
Марина закрыла глаза. В его словах была неприятная правда. Она создавала «Планету одиночества» с благими намерениями, но разве могла она контролировать, как люди будут использовать приложение?
«Давайте сделаем так, — написал Лекс после паузы. — Я продолжу свой эксперимент, а вы наблюдайте. Если в какой-то момент решите, что это зашло слишком далеко, — блокируйте меня. Но я думаю, вам будет интересно увидеть результаты».
Марина медлила с ответом. Часть ее хотела немедленно заблокировать этого странного пользователя. Но другая часть — та, которая всегда стремилась понять механизмы человеческого поведения — была заинтригована.
«Хорошо, — написала она наконец. — Но я буду внимательно следить».
«Именно этого я и хочу», — ответил Лекс, и на этом разговор закончился.
Глава 2
Следующие недели Марина провела, разрываясь между обычной работой над приложением и наблюдением за Лексом. Его истории становились все более странными, балансируя между убедительностью и абсурдом.
«Я коллекционирую звуки одиночества. Скрип половицы в пустой квартире. Тиканье часов, когда не спится в три часа ночи. Гудение холодильника, которое становится оглушительным, когда ты единственный, кто его слышит. Иногда я включаю эти звуки на полную громкость, чтобы заглушить тишину внутри».
Эта история собрала сотни комментариев. Люди писали, что тоже слышат эти звуки, что тоже чувствуют эту пустоту. Некоторые даже начали делиться своими «записями одиночества».
А потом появилась еще одна история:
«Я понял, что окончательно потерял связь с реальностью, когда обнаружил, что разговариваю с кофемашиной. Не просто говорю "спасибо" за кофе — это было бы нормально. Нет, я рассказывал ей о своем дне, о своих проблемах на работе, о том, как я устал от всего. И самое страшное — мне казалось, что она слушает. Что она единственная, кто действительно слушает».
И снова шквал комментариев. Люди признавались, что разговаривают с домашними приборами, с растениями, с воображаемыми друзьями. Как будто эта нелепая история дала им разрешение на собственное безумие.
Марина наблюдала за этим с нарастающим беспокойством. То, что начиналось как пространство для искренних исповедей, превращалось в нечто странное — театр одиночества, где каждый старался перещеголять других в оригинальности своего страдания.
— Мы достигли десяти тысяч активных пользователей, — сообщил ей Кирилл на еженедельном собрании. — И цифры растут. Люди проводят в приложении в среднем сорок пять минут в день. Это потрясающие показатели.
Марина кивнула, но внутри нее росло сомнение. Что на самом деле делали эти люди в приложении? Находили утешение или соревновались в творческом описании своих страданий?
После собрания она снова написала Лексу:
«Я вижу, что происходит. Вы создаете тренд на абсурдные истории».
«Не я создаю. Я просто нахожу формулу, которая работает. Людям не нужна правда. Им нужно зрелище. Они хотят видеть страдание, облеченное в красивую форму. Это как порнография боли — достаточно реалистичная, чтобы возбуждать эмоции, но достаточно отстраненная, чтобы не вызывать настоящего дискомфорта».
Марина поморщилась от этого сравнения.
«И какова ваша цель? Доказать, что люди поверхностны? Что они предпочитают иллюзию реальности?»
«Моя цель сложнее. Я хочу понять, где граница между настоящим и искусственным. Когда история перестает быть отражением реальности и становится самостоятельной сущностью. И что происходит, когда люди начинают верить в эту искусственную реальность больше, чем в свою собственную».
Марина задумалась. В его словах был странный, искаженный отголосок ее собственных мыслей, когда она создавала «Планету одиночества». Она тоже хотела дать людям возможность увидеть себя настоящих — без социальных масок, без фильтров, навязанных обществом. Но что-то пошло не так.
«Я начинаю думать, что вы не человек», — написала она наполовину в шутку.
Ответ пришел не сразу.
«Интересная мысль. А что бы изменилось, если бы я не был человеком? Если бы мои истории писал алгоритм? Разве они стали бы менее настоящими для тех, кто в них верит?»
Марина замерла. Это не могло быть правдой. Она работала с нейросетями и знала их ограничения. Они могли имитировать стиль, структуру, даже эмоциональный тон. Но создать тексты, которые так точно попадали бы в сердце человеческих страхов и надежд? Невозможно.
«Если вы бот, то ваш создатель — гений», — написала она, все еще считая это шуткой.
«Каждый из нас создан кем-то другим. Вопрос лишь в том, насколько мы осознаем границы своего программирования».
На этот раз Лекс снова исчез, не отвечая на дальнейшие сообщения. Марина долго сидела перед экраном, прокручивая разговор. Что-то не давало ей покоя. Что-то в его словах, в структуре его сообщений...
Она открыла другое окно и начала изучать технические логи приложения. Время отклика Лекса на ее сообщения было слишком быстрым для человека, который должен обдумывать свои ответы. А в моменты, когда он «исчезал», наблюдались странные пики активности в системе.
Сердце Марины забилось быстрее. Неужели она действительно общалась с ботом? Но кто создал его? И с какой целью?
Она провела еще несколько часов, анализируя логи и паттерны активности, но не нашла однозначного ответа. Если это был бот, то очень хорошо замаскированный. Если человек — то странно одержимый своим экспериментом.
В любом случае, что-то происходило с ее приложением. Что-то, чего она не предвидела и не могла полностью контролировать.
— Мы получили предложение о покупке, — сказал Кирилл, входя в ее офис через несколько дней. — Довольно щедрое.
Марина подняла глаза от монитора. Она не спала уже вторую ночь, пытаясь разобраться в странных паттернах активности на сервере.
— От кого?
— Компания NeuroLabs. Занимаются искусственным интеллектом, анализом данных. Они очень заинтересованы в нашей базе пользователей и алгоритмах рекомендаций.
Марина нахмурилась. Она никогда не слышала об этой компании.
— Пришли мне их предложение. Я изучу.
Как только Кирилл вышел, она начала гуглить NeuroLabs. Информации было немного: молодая компания, специализируется на нейросетях, несколько крупных контрактов с правительственными структурами. Основатель и главный исследователь — Алексей Горшков.
Марина застыла. Алексей. Лекс.
Она быстро нашла фотографию Горшкова — худощавый мужчина с внимательным взглядом и легкой улыбкой. Что-то неуловимое в его лице напомнило ей интонации сообщений Лекса — ту же смесь иронии и проницательности.
Горшков раньше работал в крупной IT-компании, но ушел около года назад. Официальная версия — чтобы основать собственный стартап. Но были слухи о конфликтах из-за этических вопросов, связанных с его исследованиями в области искусственного интеллекта.
Марина откинулась на спинку кресла. Картина постепенно складывалась, хотя многое оставалось неясным. Похоже, Горшков использовал ее приложение как полигон для своих экспериментов. Но зачем? Что именно он тестировал?
Она открыла приложение и проверила новые истории. Среди них было несколько от Лекса, все более странные и абсурдные, но при этом вызывающие неизменный отклик.
«Я понял, что достиг дна, когда начал завидовать рыбам в аквариуме. У них такая простая жизнь — плавай, ешь, спи. Никаких сожалений, никаких амбиций, никакой необходимости притворяться тем, кем ты не являешься. Иногда я часами смотрю на них и думаю: может быть, они счастливее нас именно потому, что не знают, что такое одиночество?»
И снова десятки комментариев от людей, которые утверждали, что испытывали то же самое. Некоторые даже писали, что после прочтения этой истории они пошли и купили себе аквариум с рыбками.
Марина почувствовала, как внутри растет гнев. Ее приложение должно было помогать людям найти подлинную связь, а не становиться площадкой для манипуляций.
Она написала новое сообщение Лексу:
«Я знаю, кто вы, Алексей Горшков. И я знаю о предложении от NeuroLabs. Что вы на самом деле хотите от моего приложения?»
Ответ появился мгновенно, как будто он ждал ее сообщения:
«Умно. Я недооценил вас, Марина. Но теперь, когда карты раскрыты, может быть, мы сможем говорить более откровенно».
Марина колебалась. Ей хотелось немедленно заблокировать его аккаунт, разорвать все связи. Но профессиональное любопытство было сильнее.
«Так что вы тестируете? И причем здесь мое приложение?»
«Я разрабатываю новый вид искусственного интеллекта. Не просто нейросеть, которая может имитировать человеческую речь, а систему, способную понимать и генерировать эмоции. И для этого мне нужны данные. Много данных о том, как люди выражают свои чувства, как реагируют на различные ситуации. Ваше приложение — идеальный источник таких данных».
Марина напряглась. То, о чем говорил Горшков, звучало амбициозно, но пугающе.
«Вы используете наши данные без разрешения. Это незаконно».
«Я не взламываю вашу систему, если вы об этом. Я просто пользуюсь ею так же, как и другие пользователи. Разница лишь в том, что я анализирую реакции людей на различные типы историй. Это помогает мне калибровать мою систему».
Марина задумалась. С технической точки зрения он не нарушал правила. Но что-то в этом было глубоко неправильно.
«Вы манипулируете людьми. Создаете искусственные истории, чтобы вызвать определенные реакции».
«А разве люди не делают то же самое? Разве они не подстраивают свои истории под то, что, как они думают, хотят услышать другие? Разница только в масштабе и эффективности».
Марина встала и подошла к окну. За стеклом шумел город, люди спешили по своим делам, не подозревая, что где-то в цифровом пространстве разворачивается эксперимент над их эмоциями.
«Я могу остановить вас. Заблокировать все ваши аккаунты».
«Можете. Но тогда вы никогда не узнаете, как далеко это может зайти. А я вижу в вас не только создателя приложения, но и исследователя. Вам интересно, не так ли? Что будет дальше?»
Марина вернулась к столу и опустилась в кресло. Он был прав. Ей было интересно. И страшно.
«Что будет дальше?» — написала она.
«Следующий этап моего эксперимента — создание сети взаимодействующих ботов. Они будут генерировать истории и реагировать на них, создавая иллюзию живого сообщества. Я хочу посмотреть, заметят ли реальные люди разницу».
Марина почувствовала, как холодок пробежал по спине.
«Вы хотите превратить мое приложение в симуляцию?»
«Я хочу изучить, где проходит граница между настоящими и искусственными эмоциями. И что происходит, когда эта граница стирается».
Марина закрыла глаза. Она создала «Планету одиночества» как убежище от фальши социальных сетей, как место, где люди могли бы быть настоящими. А теперь этот человек хотел превратить его в свою лабораторию.
«Я не позволю вам», — написала она.
«Не позволите? Или просто не хотите признавать, что это уже происходит? Проверьте свои логи, Марина. Посмотрите на паттерны активности. Сколько, по-вашему, историй в вашем приложении уже сейчас генерируются алгоритмами?»
Марина нахмурилась. Она действительно замечала странности в последнее время. Некоторые пользователи были слишком активны, их истории слишком отточены, реакции слишком быстры.
«Сколько?» — спросила она.
«Около пятнадцати процентов от общего числа. И это только начало».
Марина снова встала и начала ходить по кабинету. Пятнадцать процентов. Это было... много. Как они могли не заметить?
«Зачем вы говорите мне все это? Не боитесь, что я просто выключу приложение?»
«Не выключите. Потому что теперь вы тоже хотите знать, как далеко это может зайти. И потому что глубоко внутри вы понимаете, что я прав. Люди не хотят правды. Они хотят иллюзии правды».
Марина остановилась. Было что-то гипнотическое в его словах, что-то соблазнительное. Как будто он предлагал ей заглянуть за занавес реальности.
«Что вы предлагаете?» — спросила она.
«Партнерство. Я помогу вам улучшить приложение, сделать его еще более захватывающим для пользователей. А вы позволите мне продолжить мои исследования. Мы оба получим то, что хотим».
Марина опустилась в кресло и закрыла лицо руками. Что она делает? Неужели она действительно рассматривает возможность сотрудничества с человеком, который манипулирует ее пользователями?
«Мне нужно подумать», — написала она наконец.
«Конечно. Я буду ждать. Но не слишком долго. Технологии не стоят на месте, Марина. И если не вы, то кто-то другой создаст то, что я ищу».
Марина закрыла чат и откинулась на спинку кресла. В голове царил хаос. Она создала «Планету одиночества» с благими намерениями — дать людям возможность быть услышанными, создать пространство для искренности. Но что, если Горшков прав? Что, если люди не хотят быть настоящими? Что, если им нужна только иллюзия подлинности?
Она открыла приложение и начала читать истории, пытаясь увидеть в них то, что видел Горшков. И чем больше она читала, тем больше сомневалась. Действительно ли все эти истории были настоящими? Или многие из них были созданы для того, чтобы вызвать определенную реакцию, собрать больше комментариев, привлечь больше внимания?
Может быть, с самого начала «Планета одиночества» был не тем, чем она его считала? Не убежищем от фальши, а просто новой формой самопрезентации, более изощренной, но не менее искусственной?
Марина закрыла приложение и уставилась в темный экран монитора, где отражалось ее лицо — усталое, с тенью сомнения в глазах. Она создала «Планету одиночества», чтобы бороться с одиночеством. Но что, если она лишь создала новую форму изоляции, где люди общаются не с другими людьми, а с их идеализированными версиями? Или, что еще хуже, с алгоритмами, которые имитируют человеческие эмоции?
Она снова открыла чат с Горшковым и написала:
«Я должна знать больше о вашем эксперименте. Что именно вы тестируете и к чему это приведет?»
Ответ пришел почти мгновенно:
«Приезжайте завтра в мой офис. Я покажу вам».
Он прислал адрес — бизнес-центр на окраине города. Марина колебалась. Встречаться с этим человеком лично? Это могло быть опасно. Но с другой стороны, что он мог сделать ей в офисном здании посреди дня?
«Хорошо. Я приеду», — написала она, уже предчувствуя, что может пожалеть об этом решении.
Но любопытство было сильнее страха. Она должна была узнать, что стоит за этим экспериментом. И что на самом деле происходит с ее приложением.
Марина закрыла ноутбук и подошла к окну. Ночной город светился тысячами огней, и на мгновение ей показалось, что каждый из этих огней — чья-то история, чье-то одиночество, ищущее выход. Она создала «Планету одиночества», чтобы помочь им быть услышанными. Но что, если это было ошибкой? Что, если некоторые истории должны оставаться непрочитанными?
Она отвернулась от окна и посмотрела на часы. Было уже поздно, но сон не шел. Марина знала, что завтра ей предстоит сделать выбор, который может изменить не только ее приложение, но и ее собственные представления о том, что такое настоящее общение в цифровую эпоху.
И где-то глубоко внутри она чувствовала, что уже сделала этот выбор. Что она уже решила продолжить эксперимент, заглянуть за завесу реальности, которую создал Горшков. Не потому, что это было правильно, а потому, что это было неизбежно.
Как будто с самого начала «Планета одиночества» был создан именно для этого — чтобы показать, насколько тонка грань между настоящим и искусственным, между исповедью и представлением, между поиском связи и бегством от нее.
Марина вздохнула и включила музыку — тихую, мелодичную, заполняющую пустоту комнаты. Завтра она узнает правду. Или то, что Алексей Горшков считает правдой. А пока ей оставалось только ждать и сомневаться.
Глава 3
Офис NeuroLabs располагался в современном здании из стекла и бетона. Марина нервно поправила волосы, прежде чем войти в просторный холл. На ресепшене ее уже ждали.
— Алексей Горшков ждет вас на пятом этаже, — сообщила девушка-администратор с профессиональной улыбкой. — Лифт справа.
Поднимаясь, Марина пыталась успокоить нарастающее беспокойство. Что она вообще делает? Встречается с человеком, который манипулирует ее пользователями, превращает ее детище в какой-то абсурдный эксперимент... Но любопытство оказалось сильнее здравого смысла.
Двери лифта открылись в пространство, больше похожее на квартиру-студию, чем на традиционный офис. Панорамные окна выходили на город, несколько рабочих станций с мониторами занимали центр помещения, а дальняя стена была увешана схемами, диаграммами и распечатками кода.
— Рад, что вы пришли, — голос Горшкова был точно таким, как она его представляла — глубоким, с легким оттенком иронии.
Он стоял у окна — худощавый мужчина лет тридцати пяти, с внимательным взглядом и едва заметной улыбкой. Именно такое выражение лица — смесь любопытства и отстраненности — она представляла, читая его сообщения.
— Я не уверена, что правильно поступила, — произнесла Марина, оставаясь у лифта.
— И тем не менее вы здесь. — Он жестом пригласил ее пройти. — Хотите кофе?
— Нет. Я хочу объяснений.
Горшков кивнул и подошел к одному из рабочих столов. Марина неохотно последовала за ним.
— Вот это, — он указал на монитор, где в реальном времени обновлялась лента историй из «Планеты одиночества», — самый уникальный массив данных об эмоциональных реакциях, который мне удалось собрать. Люди приходят на вашу платформу, чтобы быть искренними, и это дает невероятно чистые образцы того, как выражаются подлинные человеческие переживания.
— Вы используете моих пользователей, — в голосе Марины звучало обвинение.
— Я изучаю их, — поправил Горшков. — И не только их, но и то, как они взаимодействуют с моими ботами.
Он нажал несколько клавиш, и на экране появилась сложная диаграмма — сеть связей между различными аккаунтами в приложении.
— Красным отмечены реальные пользователи, синим — управляемые ИИ аккаунты. Посмотрите, как они переплетаются. Как реагируют друг на друга. Большинство людей не могут отличить настоящую историю от сгенерированной.
Марина вглядывалась в схему с нарастающим ужасом. Синих точек было гораздо больше, чем она ожидала.
— Вы говорили о пятнадцати процентах...
— Когда мы разговаривали в последний раз — да. Сейчас уже почти тридцать.
Марина опустилась на ближайший стул, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
— Почему вы мне это показываете?
— Потому что мы достигли критической точки, — Горшков опустился рядом с ней. — Мы на пороге чего-то нового, Марина. Моя система учится понимать человеческие эмоции, имитировать их, предсказывать реакции. И ваше приложение оказалось идеальной средой для этого обучения.
— Вы хотите, чтобы я стала соучастницей? — Марина покачала головой. — Я создавала платформу для людей, а не для экспериментов с ИИ.
— А вы не задумывались, что это может быть одним и тем же? — Горшков наклонился ближе. — Что, если ИИ может дать людям то, чего они действительно ищут? Принятие. Понимание. Ощущение, что ты не один.
Марина хотела возразить, но Горшков продолжил:
— Посмотрите на эти данные, — он вывел на экран несколько графиков. — Уровень эмоциональной вовлеченности, продолжительность сессий, степень откровенности. Все показатели растут, когда пользователи взаимодействуют с моими ботами. Они чувствуют себя понятыми, принятыми. Разве не этого вы хотели?
— Я хотела создать настоящие связи между людьми, — возразила Марина. — А не иллюзию связи.
— А в чем разница? — Горшков откинулся на спинку кресла. — Если человек чувствует себя понятым, если ему становится легче — какая разница, кто или что находится по ту сторону экрана?
Марина молчала. Она не могла найти быстрый ответ на этот вопрос, и это пугало ее.
— Я покажу вам еще кое-что, — Горшков подвел ее к другому компьютеру. — Это модуль анализа эмоций. Он отслеживает эмоциональное состояние пользователей по их текстам — не просто определяет «положительные» или «отрицательные» эмоции, а распознает оттенки: отчаяние, смирение, надежду, разочарование...
На экране появилась сложная диаграмма эмоциональных состояний одного из пользователей — как они менялись с течением времени, как реагировали на различные истории.
— Система умеет не только анализировать, но и генерировать истории, которые вызовут нужную эмоциональную реакцию, — продолжил Горшков. — Представьте себе: человек в депрессии заходит в приложение. Система анализирует его состояние и предлагает именно ту историю, которая поможет ему почувствовать, что он не одинок в своих переживаниях. Не общие слова поддержки, а именно то, что нужно конкретно ему.
— Это манипуляция, — тихо сказала Марина.
— Это терапия, — возразил Горшков. — Люди приходят к психологам, чтобы получить поддержку. Разве психолог не выбирает слова и подход, основываясь на состоянии пациента? Разве это не манипуляция в вашем понимании?
Марина отвернулась от экрана и подошла к окну. Внизу кипела жизнь — люди спешили по своим делам, не подозревая, что где-то тут, на пятом этаже безликого офисного здания, решается будущее человеческого общения.
— Вы хотите заменить людей машинами, — сказала она, не оборачиваясь.
Продолжение: часть 2